Злая ласка звездной руки - [97]

— Дальше он сам! — передразнил Кунжаков, выбираясь наружу и с тоской оглядывая цветной полиэтиленовый пакет, из которого пахло вкусной едой и благородным коньяком. — Ухлопают тебя в городе, потом всю жизнь себя корить буду. Ладно, Лешка, пусть пакет у тебя остается — если что, так помянешь рабов Божьих. А повезет — мы тебя найдем и вместе это дело отметим. Только ты сразу на коньячок не налегай, подожди нас все-таки, может, мы еще и выкарабкаемся.

Бывший десантник хищно оскалился, плюхнулся за руль и задним ходом загнал «зилок» в лесополосу.

— Как же, одни они пойдут! — сказал он, выбираясь из кабины. — Этот свою ракетницу в прошлый раз потерял, а у тебя, Андрей Николаевич, в твоей кобуре, кроме горбушки и соленого огурца, сроду ничего не было! Погоди чуток, я сейчас что-нибудь сподручное в ящике с инструментами найду, тогда и пойдем все вместе. Не бросим же мы мужика!

Проселочная дорога, еще с весны разбитая «Кировцами», вывела их на западную окраину райцентра. Заводские корпуса и административные здания выглядели как обычно, но пугали своей безлюдностью. Деревья, покрытые цементной пылью, казались странными муляжами, изготовленными для фильма «ужасов». Странным было, что они еще жили, вытягиваясь к солнцу и поглощая в избытке выделяющийся углекислый газ.

Солнце уже садилось, его круглый красный диск почти касался далекого горизонта, затянутого облаками. Небо над городом заметно потемнело, но все-таки было достаточно светло, и звезды еще не усыпали угрюмого небосклона, только у самого горизонта, над медленно гаснущей зарей, высветилась сверкающая горошина Венеры.

Вблизи цементного завода открывалась панорама города. Вероятно, когда-то она выглядела живописно, но теперь пугала своей безнадежностью и диким разрушением, так неожиданно открывшимся взгляду.

Города не было.

От него остались только дымящиеся развалины. Словно огромный неистовый великан поработал над котловиной исполинской дубиной. Остовы многоэтажек торчали вверх кариесными клыками. Время от времени в некоторых из них вновь занималось пламя, пожиравшее все, до чего его языки не дотянулись в первый раз.

— Елки-моталки, — озадаченно сказал Алексей. — Да что же тут произошло, Андрей? Война была, что ли?

Кунжаков промолчал.

Он видел бледное заострившееся лицо Старикова и понимал, что тот сейчас не слышит и не видит ничего, кроме этих дымящихся развалин.

— Пошли, что ли? — сиплым голосом предложил он, — Чем больше я смотрю, тем больше меня мандраж бьет. От этой картины свихнуться можно!

Они шли по еще пышущей жаром земле, и в воздухе кружила копоть, похожая на черные снежинки. По обеим сторонам их пути на месте бывших домов и сараев тлели, источаясь в сизый пепел, обугленные черные бревна и доски, лежало скрученное жаром кровельное железо, торчали остовы, бывшие некогда мебелью, и разноцветно бросались в глаза полусгоревшие тряпки, которые еще недавно являлись чьей-то одеждой.

Кунжаков старался не смотреть по сторонам. В голове его сумасшедше пульсировала одна-единственная мысль, словно заело пластинку с какой-то дикой песней: «Вот оно как… Вотоонокак… Вот…»

— Во, блин, — бормотал идущий сзади водитель. — Это что ж здесь произошло? Неужели все-таки инопланетяне напали? Ни хрена себе! Звери какие-то!

«Звери и были» — думал Кунжаков, идя по тому, что еще совсем недавно называлось городской улицей. — Двуногие, хорошо дрессированные звери…»

Он вспомнил накачанные спины черных прапорщиков, но тут же сообразил, что какими бы крутыми эти самые спецназовцы ни были, не могли они сжечь город. Тут техника требовалась, и могучая техника! Подумав об этом, Кунжаков похолодел — а что, если Алексей прав? Могло быть так — обиделись на что-то и вернулись. В конце концов, им не самый теплый прием оказали.

— Лучше нам, мужики, вернуться, — сказал Кунжаков. — Добром это не кончится. Глянь, чего с городом сделано — пепел сплошной!

Старший лейтенант и раньше не отличался бравым видом, а сейчас, когда его сапоги были в пыли да пепле, он и вовсе выглядел годным к нестроевой. Мосластое лицо его было напряжено, кожа туго обтягивала скулы, и резко обозначились темные круги подглазников. Кунжаков расстегнул ворот рубашки, он тяжело дышал. И было от чего — старший лейтенант по службе не раз выезжал на случавшиеся в Подтелковском районе пожары и хорошо знал, что значит запах паленого мяса, витавший на месте пожарищ. Опытному человеку и объяснять не нужно, что здесь случилось. Понятно, что без жертв такие пожары не проходят.

Водитель Алексей пробормотал что-то себе под нос, и не понять было — то ли он осуждает милиционера за проявленную слабость, то ли поддерживает его слова о том, что происходящее добром не кончится.

И тут они увидели людей.

На пустыре, покрытом пожелтевшей от температуры травой, стояли несколько человек. Чуть впереди мадонной с библейской картины стояла Светлана Старикова с дочерью на руках. Поодаль стоял высокий худой мужчина с синими от татуировок руками. Рядом с ним напряженно застыл невысокий плотный мужчина средних лет.

Левее их стояли две женщины. Одна из них была молода и красива, вторая тоже выглядела симпатичной, но по грубоватому обветренному лицу и морщинкам, сеткой рассыпавшимся под глазами, сразу угадывалось, что жизнь ее не баловала и даже напротив — била плашмя и наотмашь, не обращая внимания на жалобы и мольбы.