Златокудрая Эльза - [25]

– Вот, – сказала через некоторое время Сабина, надевая Елизавете на голову венок из незабудок, – так вы его донесете до дома неизмятым.

– Ну, пусть он так и останется, – со смехом проговорила молодая девушка, вставая. – Большое спасибо за прогулку. Спокойной ночи, дядя, спокойной ночи, Сабина.

С этими словами она побежала через двор в сад и вскоре уже двигалась по лесной тропинке, ведущей в гору.

Наверху, в гостиной, горела лампа, ее свет был ясно виден, несмотря на луну. Когда Елизавета очутилась на опушке, на дорогу упала какая-то тень. Это оказалась незнакомая мужская фигура, стоявшая в стороне от дороги, но увидев испуг девушки, направившаяся к ней. «Приведение» вежливо сняло шляпу, и страх у Елизаветы моментально испарился, потому что она увидела улыбающееся, добродушное лицо пожилого, изящно одетого господина.

– Простите, я, кажется, испугал Вас, – проговорил он, приветливо поглядывая на нее поверх очков. – Но я не посягаю ни на вашу жизнь, ни на кошелек. Я – самый мирный путешественник и очень хотел бы знать, что означает этот огонек, который светится там, наверху, в развалинах. Впрочем, в данную минуту я убеждаюсь в праздности своего вопроса, потому что в них поселились эльфы и феи, одна из которых стоит передо мною, готовая наказать меня за вторжение в заколдованный круг.

Это галантное сравнение, как бы банально оно ни было, в данный момент оказалось очень удачным, так как молодая девушка в белом платье, с венком на голове, при свете луны действительно напоминала сказочный образ.

Елизавета в душе посмеялась этому комплименту, но с огорчением подумала, что вовсе не похожа на такое эфирное создание и решила немедленно высказать это пожилому господину.

– Мне очень жаль, что придется вернуть вас к суровой действительности, – ответила она, – но при всем желании я не могу видеть в этом огоньке ничего другого, кроме света настенной лампы в уютной комнате письмоводителя лесничества.

– Э, – рассмеялся незнакомец, – что же он, живет один в этих неприветливых старых стенах?

– Он мог вполне отважиться на это, потому что над теми, «кто идет по пути истины, злые духи не властны», но его одиночество разделяют еще некоторые живые существа, среди которых, между прочим, две породистые козы и прелестная канарейка, не говоря уж о совах, которые ведут теперь очень замкнутый образ жизни, так как оживленная деятельность людей не согласуется с их взглядами.

– Я думаю, они избегают яркого солнечного света, который засиял теперь в развалинах.

– Бедные совы! – со смехом воскликнула Елизавета и, слегка поклонившись, заторопилась дальше, потому что ее родители только что вышли из калитки и направлялись ей навстречу.

Они очень обеспокоились, услышав голос Елизаветы и какого-то незнакомого мужчины. Когда молодая девушка рассказала им о своей встрече, они побранили ее за то, что она пустилась в разговор с незнакомцем.

– Твои легкомысленные речи могли иметь очень неприятные последствия. К счастью, это были люди из общества.

– Люди? – с изумлением прервала их дочь. – Но ведь он был один.

– Ну, тогда оглянись, ты еще сможешь увидеть их.

Действительно, на крутой дорожке, ведущей под гору, еще виднелись две светлые мужские шляпы.

– Ты видишь, мамочка, эта встреча была вполне безопасна. Один из них даже не решился выйти из кустов, а у другого такое добродушное лицо, что вряд ли он может быть разбойником.

В своей комнате Елизавета осторожно сняла венок и, положив его на тарелку, поставила перед бюстом Бетховена. Затем она поцеловала спящего Эрнста и пожелала спокойной ночи своим родителям.

9

– Эльза, да не беги же так! – крикнул лесничий, выходя на другой день с ружьем через плечо из леса на лужайку, ведущую к дому. Елизавета бежала под гору, ее шляпа висела на руке, косы блестели на солнце. Она со смехом бросилась в объятия дяди, а затем, сунув руку в карман, отступила на шаг и спросила с улыбкой:

– Угадай-ка, что у меня в кармане, дядя?

– Ну, что же там может быть? Тут, не придется особенно ломать голову. Вероятно, клочок сентиментального сена, несколько засушенных цветков или кусочек печатной мировой скорби, заключенной в золоченый переплет.

– К сожалению, оба раза мимо, господин лесничий. Во-первых, потому что я не сержусь на ваши слова, а во-вторых… Вот, смотри!

Она вынула из кармана маленькую коробочку и приподняла крышку. Там, на зеленых листиках, лениво потягивалась толстая гусеница. Ярко-желтого цвета, с черными точками, косыми синевато-зелеными полосками и кривым рогом на хвосте.

– Батюшки, «сфинкс атропос»! – с восхищением воскликнул лесничий. – Однако, постреленок, где же ты раздобыла этот чудный экземпляр?

– В Линдгофе, на картофельном поле. Не правда ли, она хороша. Так, теперь мы хорошенько закроем коробочку и спрячем…

– Как, я не получу этой гусеницы?

– Нет, ты можешь получить ее, но только за плату.

– Ну и ну, ты, кажется, превратилась в торгаша-еврея? На вот тебе десять пфеннигов, давай сюда гусеницу!

– Боже упаси! Меньше, чем за тридцать, я ее не отдам. Всякие заплесневелые пергаменты, до которых противно дотронуться, ценятся на вес золота. Неужели же такое прекрасное произведение природы не стоит тридцати пфеннигов?