Зина Портнова - [31]

- А теперь секретарь подпольного райкома, - уточнила Фруза.

Глава двенадцатая

Рано утром в барак с обыском пришли полицейские, тщательно все перерыли, но ничего в комнатах тети Иры и Зины не нашли.

- Можете идти на работу... - пробурчал старший.

- Что они искали? - тревожно спросила Зина.

- Трудно сказать... Столовая у нас ведь курсантская, на особом контроле, - ответила тетя Ира.

Но Зина заметила, что и сама она, и Солнышко тоже были очень встревожены.

Узнав об обыске, у них в тот же день побывал дядя Ваня.

- Нужно быть очень осторожными, - предупредил он тетю Иру и Солнышко.

"О чем он их предупреждал?" - размышляла Зина, отправляясь в Ушалы.

На этот раз юные мстители собирались днем в лесу на заснеженной поляне.

Пришли Наташа и с ней еще трое. Один из них, как потом узнала Зина, комиссар партизанского отряда. Несколько партизан, вооруженных автоматами, охраняли подступы к поляне.

Завьюженный лес молчал и казался Зине загадочным, таинственным. Дул легкий ветерок. Голубое небо было чистым. Краешек красноватого солнца, еще видимый над макушками деревьев, медленно опускался. Подпольщики выстроились в шеренгу. Из группы партизан вышел уже знакомый ребятам пожилой человек с короткой бородкой и негромко спросил:

- Юные мстители! К присяге готовы?

От шеренги, по-военному чеканя шаг, отделилась Таня и ответила за всех:

- Готовы!

Она первая произнесла слова присяги и встала в строй. Один за другим выходили юные подпольщики. Снова и снова в шероховатой лесной тишине звучали взволнованные юные голоса:

- Я, гражданин Советской Социалистической Республики, верный сын белорусского народа, присягаю и клянусь...

Красным отблеском заходящего солнца озарялась заснеженная лесная поляна. Чуть колыхались верхушки елей! Сыпался легкий снежок.

- ...Не пожалею своей жизни для освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков...

И когда подошла очередь Ромашки, она, самая юная из собравшихся, с пионерским галстуком на шее, повязанным поверх черной шинельки, звонким, дрожащим от волнения голосом произнесла слова присяги.

Ей, так же как и остальным юным мстителям, торжественно объявили, что она зачисляется бойцом партизанского отряда с правом получить личное боевое оружие.

Ромашка встала в общий строй, гордая сознанием, что связана общей клятвой и жизнь ее принадлежит уже не только себе.

После разгрома вражеской группировки под Москвой войска Красной Армии стремились, используя зимний период, развивать наступление на многих участках Северо-Западного и Западного фронтов.

Усиливая сопротивление, стремясь во что бы то ни стало задержать наше наступление, гитлеровцы перебрасывали сюда войска из Франции и Прибалтики. Транспортный поток на железнодорожной магистрали, проходившей через Оболь, в январские и февральские дни был особенно интенсивным. Эшелоны с солдатами, техникой, боеприпасами, цистерны с горючим следовали почти беспрерывно. Шли и встречные поезда, везли исковерканные танки, разбитые орудия, обломки самолетов. Такое же активное движение наблюдалось и на шоссе.

Получив от партизан задание, юные мстители установили на чердаке избы Николая Алексеева наблюдательный пункт. Кто-нибудь из подпольщиков (чаще всего свои, обольские: Митя и Маша Хребтенко, Зоя Софончик), сменяя друг друга, почти непрерывно находились у слухового окошка, следя за железной дорогой.

Для уточнения их данных Ромашке было поручено побывать на станции и о результатах наблюдения сообщить через связного Тане или Володе. Все сведения концентрировались у них и передавались партизанам, а затем в штаб армии фронта.

- Схожу к бабушке, - предупредила Зина сестренку и "братьев-разбойников". А сама кратчайшим путем, по тропинке через замерзшую речку, отправилась в станционный поселок.

Она подошла к станции, когда, громыхая и пуская седые облака пара, со стороны Полоцка прибыл длинный эшелон с войсками. Полицейские, охранявшие станцию, и гитлеровцы не обратили внимания на девчонку в черной шинельке, повязанную серым вигоневым платком, проскользнувшую, пользуясь суматохой, на перрон и быстро обошедшую весь состав - от паровоза до конца. На перроне толпились вражеские солдаты. Многоголосо звучала чужая речь.

"Тридцать две, - мысленно повторила Зина отмеченное количество теплушек и медленнее прошлась обратно по платформе, стараясь определить, сколько примерно солдат в каждой теплушке и к какому роду войск они принадлежат. Пехота. - пришла она к заключению. - Солдаты в чистом обмундировании, не утомленные, очевидно, следуют на фронт".

Она благополучно выбралась на станционную площадь. Возле стенда, оклеенного разными приказами, цветными плакатами с изображением Гитлера, она должна была встретиться со связным и передать сведения. Зина осторожно огляделась: у стенда - никого. Она сделала вид, что внимательно знакомится с фронтовой сводкой, извещавшей о больших успехах германских войск и о том, что начавшееся контрнаступление Красной Армии под Москвой уже выдохлось.

С плаката на Зину смотрел улыбающийся Гитлер. Он словно злорадствовал, что к ней никто не подходит. Зина с отвращением взглянула на ненавистный портрет. Ведь это он, Гитлер, лишил ее с сестренкой возможности жить вместе с отцом и матерью в родном доме, учиться в школе. Это он залил кровью белорусскую землю, погубил тысячи советских людей. Не в силах сдержаться, Зина протянула руку и надорвала сверху край плаката. "Ветром сорвет", подумала она и тут же, скосив глаза в сторону, заметила: у разрушенного сарая стоял человек с белой нарукавной повязкой и глядел в ее сторону. А ветер уже трепал обрывки плаката. Похолодевшая от страха Зина не сразу заметила, что возле нее вырос какой-то парень в ватнике и заячьей ушанке. Грубо подхватив Зину под руку, парень громко произнес: