Прямо ревность какая-то. Одно слово, девчонка.
На «арене» остался один победитель. В том смысле, что остался на ногах. Ему достался одобрительный вой.
— Рискнет кто-нибудь с голыми руками выйти против деревенского чемпиона? — насмешливо осведомилась Аглая.
Сама при этом не вышла.
Намек был прозрачен. Все посмотрели на Карину, как самую старшую и крепкую. Та все поняла, поднялась с земли. Нисколько не стесняясь, перемотала простынь во что-то наподобие тоги, но повыше и связав концы, чтоб не мешали движениям. Крепостной амбал шагнул навстречу.
Тростинка рядом с пнем. Который катится — на нее. Девочки ахнули. Для мужика это шанс хоть как-то насолить благородным обидчицам. Хоть одной из недосягаемых стерв. Единственный шанс в жизни, разрешенный и ненаказуемый. Все видели — он его не упустит.
Ноги Карины напружинились. Тело склонилось вперед, будто к броску. Чего ждет?! Тяжелая туша уже наваливается, несокрушимая, как айсберг на доску с «Титаника».
Карина совершила бросок. Не на противника, а противника. Перехватив руку, провернулась корпусом и многокилограммовый недотепа обтек ее бедро, позорно грохнувшись на спину. Хм, а ведь моя школа. Усвоила с одного раза. Молодчага. Прирожденный боец.
На прощание победительница заломила палец побежденного. Покидая поле битвы под неописуемый рев толпы, Карина подмигнула мне. Прощен?
Аглая что-то скомандовала, и мужиков поставили в шеренгу.
— Домой!
Пятки засверкали в прямом смысле. В нас полетели комья земли. Так полетели, что напрашивалось: они это специально.
— Один на третьего! — послышался возглас справа.
— Два на пятого! — слева.
— Три на первого! Два на второго! Три на седьмого! Еще три на седьмого!
Девки делали ставки: кто добежит до леса первым.
Не понял, кто победил, отвлекло последующее. Выигравшие задирали проигравшим простыни и вмазывали смачного леща. В оговоренном количестве. Я сразу развернулся и пошел в сторону школы.
Оказалось, Аглая успевала все, в том числе отслеживать происходящее.
— Чапа! Еще будет забава и прыжки через костер!
Нет уж. Хватит.
— В следующий раз.
— Но мы рассчитывали! — подхватило сразу несколько голосов. — Нужны все, иначе не получится…
— Им нужно поровну, — объяснила догнавшая меня Зарина.
— Пусть идет, бывают же дни… — смилостивился кто-то.
— Но забава…
Зарина выкрикнула:
— Я тоже ухожу!
Молча зашагала рядом. А Тома осталась, поддавшись опьянению вседозволенности, никогда не испытанной дома.
Я умудрился пройти мимо замаскированного подземного хода. Окликнув, Зарина первой шмыгнула в лаз. По выходе мы логично направились в комнату, но расхохотались, разглядев свои рожи, а также руки и прочие ноги. Пошикали друг на друга, вспомнив о необходимости соблюдать тишину. Снова взорвались — теперь уже тщательно сдерживаемым хохотом. Подавились, закашляли, принялись откровенно ржать как ненормальные. Добравшись, наконец, до помывочной, оттерли друг другу физиономии, помогли с ногами. В относительном порядке двинулись в комнату и уснули раньше, чем измотанные тела коснулись лежаков.
Что я такого в жизни совершил, чем заслужил это нечеловеческое издевательство?!
Что, собственно, происходит? Где я? Кто там? В дверь то стучали, то скребли, потом снова стучали. Правда, несильно. Зря. В битве безмятежной закукленности с враждебной надоедливостью с разгромным счетом побеждал сон.
Замков двери не имели. Не дождавшись ответа, мою страдальчески заголосившую охранницу подвинули, в проеме очертилась испуганная голова Томы.
— Чапа, срочно. Нужно поговорить, — она посмотрела на недовольно ворочавшуюся Зарину. — Наедине.
— Ага. — Я перевернулся с боку на спину. — Через пять минут. Хрп-ссс…
Началось землетрясение.
. — Чапа!
— Что?! — вскинулся я, продирая глаза.
Нет, стены не шатались. Шатали меня. Шатали руки Томы, только что бывшей в двери и вдруг оказавшейся у постели. Тормошило так, что внутренний мир разлетался быстро линяющими фейерверками, а глаза не фокусировались.
— Нужно кое о чем поговорить. Об очень важном. Смертельно важном!
— Подъем! — громогласно разнеслось по школе. — Всем построиться у купальни! Считаю до десяти! Раз…
Я подскочил, хватаясь то за рубаху, то за штаны, сверля Тому намекающим взглядом.
— Ладно, позже, — вздохнула она, отворачиваясь. — Учти, это очень важно. Важнее не бывает.
И выскользнула из комнаты. Спиной к соседке нахлобучив оба предмета гардероба, еще не отошедший ото сна, я вылетел вслед за Томой спотыкающейся пулей со смещенным центром тяжести.
Дядя Люсик считал:
— Восемь, девять, десять!
Все ученицы и я выстроились в произвольную шеренгу возле бассейна. Кто куда встал. Не по росту, как у нас на физкультуре, а по желанию. Я встал у Томы, Зарина мгновенно подперла мой бок с другой стороны.
Дядя Люсик удовлетворенно кивнул.
— Доброго всем утречка. Что-то квелые вы какие-то. Спалось хорошо?
— Отлично! Здорово! Чудесно! — раздалось с разных сторон.
Глаза папринция посмеивались. То ли догадывается о ночных приключениях, то ли откровенно знает.
— Пробежка. Один круг, потом умываться и завтракать. Марш!
Дежурные бойники распахнули ворота. Первой на простор ринулась Аглая, за ней, на правах подруги-наперсницы и дочери смотрительницы школы, Варвара. Остальные кто как. Оказавшись снаружи, помчались вдоль стены, совершая огромный круг.
