Зимний дом - [142]

— Майя, ты обвиняешь нас в лицемерии? — мягко спросил Ричард. — Может быть, объяснишь…

— Папа! — Робин круто повернулась к Майе и насмешливо спросила: — Что, Майя, решила успокоить собственную совесть?

Майя сжала в длинных белых пальцах ножку бокала и язвительно улыбнулась:

— Ты это о чем?

— Сколько служащих ты уволила во время Депрессии?

— Робин, пожалуйста… Не сейчас, — услышала она голос Хью, но остановиться уже не могла. Казалось, плотина рухнула и все ее тревоги и гнев, накопившиеся за прошедший год, хлынули наружу.

— По крайней мере, мы дали Эстер кров, и ей не пришлось топиться…

— Робин!

Майя со свистом втянула в себя воздух. Хью сказал:

— Робин, ради бога… Сегодня папин день рождения. А Майя — наша гостья.

— Спасибо, Хью, но я сама могу постоять за себя. Нянька мне не нужна.

Тут почти все прекратили есть. Только Мерлин продолжал накладывать себе морковь с цветной капустой. Дейзи бодро сказала:

— Раз так, я убираю со стола. Все наелись, или как?

Она начала составлять тарелки в стопки и класть на поднос столовые приборы.

На лице Майи вспыхнули два красных пятна, как от пощечин. Но когда она заговорила, ее голос был спокойным.

— Отвечаю на твой вопрос, Робин. Во время Депрессии я уволила тридцать пять человек. Если бы я этого не сделала, «Мерчантс» закрылся бы, как многие другие предприятия. Да, я не спала по ночам, все думала, правильно ли я поступаю. Но делала то, что должна была делать. Это не доставляло мне удовольствия, но я выполняла свой долг. — Она неприятно хохотнула. — Очень удобно жить, когда тебе не нужно принимать такие решения. Очень удобно плыть по течению, стоять в сторонке и не бояться ручки замарать. Легко сохранять чистую совесть, если твоему благополучию ничто не угрожает.

Наступило долгое молчание. Лицо Хью смертельно побледнело, веко конвульсивно задергалось. Он медленно сказал:

— Майя, ты и в самом деле считаешь нас… самодовольными?

Майя беспечно пожала узкими плечами. В ее прищуренных, потемневших глазах горели два оранжевых пятнышка — отражения свеч.

— Я хочу знать. Я должен это знать.

Настойчивость, прозвучавшая в голосе Хью, заставила Робин вздрогнуть.

— В самом деле, Хью? Ты уверен?

Робин заметила, что в голосе Майи не было ни жалости, ни любви.

— Что ж, раз так, скажу. Вы проводите свои благотворительные распродажи, свои базары, а потом возвращаетесь домой, ко всему этому. — Майя показала на хрустальные бокалы, серебряные подсвечники и старую, привычную, любимую мебель, знакомую Робин с детства. — Я, по крайней мере, честна. Я признаюсь, что люблю красивые вещи. И сделаю все, чтобы сохранить то, что у меня есть. — Она вызывающе посмотрела на Ричарда, сидевшего напротив. — А вы сможете расстаться с тем, что вам дорого, чтобы помочь человеку, который живет хуже вас? С вашим пианино, Ричард? С твоей машиной, Хью? Сомневаюсь.

— Майя, но ведь есть долг и перед собственной семьей…

Майя продолжила так, словно не слышала реплики Ричарда:

— Конечно, никто из вас не станет работать в каком-нибудь забытом богом интернате на Болотах, где живут и учатся дети полуграмотных родителей, моющиеся раз в год. Нет, вы оба преподаете в престижной частной школе Кембриджа, кругом вас люди сплошь культурные, порядочные, достойные представители среднего класса. А в свободное время пытаетесь перевоспитывать других людей — грязных, ленивых и жадных. Потому что это позволяет вам задирать нос перед такими, как я.

Принесенные Дейзи пудинги стояли нетронутыми на буфете. Так же, как меренги, пироги с фруктовой начинкой и ромовая баба со взбитыми сливками. Камин почти догорел.

Майя обвела взглядом стол, и на ее губах снова появилась страшноватая улыбка. Она сжигала за собой мосты.

— Саммерхейсы — великие коллекционеры, верно? Музыка… Картины… Люди. Вы приобретаете людей, чтобы заполнить маленькие бреши в вашей жизни. Так же, как последние книжные новинки, которыми можно заполнить крошечный промежуток на книжной полке. Вы приобрели меня, потому что я была красивой, а Элен — потому что она была милой и послушной. И, что самое смешное, — потому что ее отец священник. Вы думали, что сумеете изменить ее, думали, что сможете превратить ее в одну из вас, но из этого ничего не вышло, ведь так? Вы показали ей кусочек свободы, а потом позволили снова вернуться в свою тюрьму.

— Неправда… — сердито начала Робин.

— В самом деле? Робин, а ты знаешь, что Элен больна? О нет, не туберкулезом или гриппом, которые можно лечить благотворительными супчиками или горячем чаем. Тем, что нельзя вылечить по мановению пальчика, что требует куда больших усилий.

Дейзи сказала:

— Элен всегда была нервной… С причудами…

— Конечно, — язвительно ответила Майя. — Какое нам дело до чужих несчастий, правда? «Нервы» — очень удобный ярлык. Робин, когда ты в последний раз навещала Элен?

Ощутив на себе взгляд холодных светло-синих глаз, Робин задумалась, но так и не могла вспомнить, когда это было. Летом? Нет, летом был Джо…

— Кажется, Элен больше не жаждет моей компании, — Робин поняла, что оправдывается. — Она никогда не приезжает ко мне.

Майя открыла портсигар.

— Надеюсь, никто не возражает? Кажется, обед закончен… — Она закурила и слегка улыбнулась. — Элен не ездит в Лондон, потому что ей не разрешает отец. А сюда не приходит, потому что была по уши влюблена в твоего драгоценного братца.