Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки - [55]

— И ничего противозаконного? Ну, о чем постоянно пишут в газетах — никаких там наркотиков, рэкета и тому подобного?

— Вряд ли бы я знал. Он не рассказывает о своих делах направо и налево. Снимает со счета, кладет обратно. И я понятия не имею, где еще у него есть счета. Как ты заметил, я не назвал его баланс.

— Я и не просил.

— Можно мне пивка?

— Только на вынос. Могу налить в бумажный стаканчик.

— Не хочу, чтобы ты нарушал закон.

— А, плевать! — Итан пробил в банке дыры. — Если кто-нибудь войдет, не держи пиво на виду.

— Спасибо. Я много думал о тебе, Итан.

— Почему?

— Может, потому, что я люблю везде совать свой нос, как Носач Паркер[28]. Банкротство — это состояние души. Будто попадаешь в песчаную ловушку вроде тех, что роют муравьиные львы. И вечно соскальзываешь. Выскочить оттуда чертовски трудно. Тебе нужно прыгать, Ит! Как только выберешься, поймешь, что успех — тоже состояние души.

— И тоже ловушка?

— Если и да, то гораздо более приятная.

— Предположим, один выпрыгнет, а другой-то упадет.

— Только Бог видит, как воробей падает на землю, но даже Он не предпринимает ничего.

— Хотел бы я знать, к чему ты клонишь.

— Самому интересно! Может, тогда и сам бы так поступил. Банковские кассиры не становятся президентами банка. А вот человек с кучей ценных бумаг очень даже становится. Похоже, я клоню вот к чему: хватай все, что идет тебе в руки. Другого шанса может и не представиться.

— Ты философ, Джои, философ финансов!

— Хорош веселиться! Если у тебя чего-то нет, об этом ты и думаешь. В одиночестве человек много о чем размышляет. Знаешь, большинство людей на девяносто процентов живут в прошлом, на семь процентов в настоящем, и в результате на будущее у них остается всего три процента! Старина Сэтчел Пэйдж[29] сказал самую мудрую вещь, какую я слышал в жизни. Он сказал: «Никогда не оглядывайся. Вдруг тебя уже нагоняют?» Пора мне. Бейкер завтра уезжает в Нью-Йорк на несколько дней. Хлопочет, как пчелка.

— И чем же он занят?

— Я почем знаю? Впрочем, я сортирую почту. Много писем приходит из Олбани.

— Политика?

— Почту я сортирую, а не читаю. У вас всегда так мало покупателей?

— Около четырех — да. Минут через десять пойдут.

— Вот видишь — ты научился. Готов поспорить, до банкротства ты этого не знал. Ну, до скорого! Хватай золотое колечко и катайся на карусели даром!

Небольшой наплыв покупателей между пятью и шестью случился точно по расписанию. Благодаря переходу на летнее время солнце стояло высоко, и, когда Итан занес лотки с фруктами внутрь, закрыл двери и задернул зеленые шторы, на улице было светло как днем. Сверяясь со списком, он набрал продуктов домой и сложил все в один большой пакет. Затем снял фартук, надел плащ и шляпу, подпрыгнул и уселся на стойку, глядя на полки со своими прихожанами.

— Никаких откровений не будет, — сказал он. — Просто запомните слова Сэтчела Пэйджа. Похоже, придется мне научиться не оглядываться.

Он достал из бумажника сложенные листы и завернул их в вощеную бумагу. Потом открыл эмалированную дверцу холодильника, сунул конверт в угол за компрессор и захлопнул дверцу.

На полке под кассовым аппаратом Итан нашел пыльный и потрепанный телефонный справочник, лежавший там на случай экстренных заказов фирме-поставщику. Так, Министерство юстиции США… Он передвинул палец ниже по колонке мимо Антитрестовского управления Минюста, Таможенной службы, Управления исполнения наказаний, Федерального бюро расследований и под ним нашел Службу иммиграции и натурализации, Восточный Бродвей, дом 20, БА 7–0300, по вечерам, в сб., воскр. и вых. ОЛ 6–5888.

— О-Эл шесть-пять-восемь-восемь-восемь, — произнес Итан вслух, — О-Эл шесть-пять-восемь-восемь-восемь, вечером звонить вас просим. — И тогда он обратился к консервам, не глядя на них: — Если все честно и законно, то никто не пострадает.

Итан вышел через заднюю дверь и запер ее. С пакетом в руках пересек дорогу и направился к гостинице и ресторану «Формачтер». В зале было шумно от любителей коктейлей, зато в крошечном лобби, где стояла будка телефона-автомата, не было никого, даже дежурного. Итан прикрыл стеклянную дверцу, поставил продукты на пол, высыпал мелочь на полку, бросил в автомат десятицентовик и набрал ноль.

— Коммутатор.

— Ага. Коммутатор… соедините меня с Нью-Йорком.

— Пожалуйста, наберите номер.

Так он и сделал.

Итан вернулся с работы, неся сумку с продуктами. До чего прекрасны длинные летние дни! Трава на лужайке так разрослась, что легла под своим весом. Он поцеловал Мэри влажными губами.

— Головастик, лужайка совсем одичала. Как думаешь, мне удастся заставить Аллена ее подстричь?

— У детей экзамены. Сам знаешь — конец года и все такое.

— Что там за жуткий визг из соседней комнаты?

— Он репетирует с той изменяющей голос штукой. Будет выступать на школьном вечере в честь окончания учебного года.

— Что ж, похоже, стричь газон придется мне.

— Извини, дорогой! Дети — они такие.

— Да, и такие, и растакие.

— Ты не в духе? Тяжелый день?

— Ну-ка поглядим, что за день у меня выдался. На ногах с утра до вечера. При мысли о том, что еще и газонокосилку возить туда-сюда, меня не тянет скакать от радости.