Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки - [43]

На серванте с колониальных времен сохранился латунный замок, в котором всегда торчал квадратный ключик.

Моя спящая дочь держала волшебный камень в руках, поглаживала его пальцами, ласкала, будто он был живой. Она прижала его к своей едва наметившейся груди, потом к щеке, потыкалась в него носом, как щенок, напевая низким голосом песню, похожую на страстный и тоскливый стон. В ней чувствовалась разрушительная сила. Сначала я испугался, вдруг она захочет разбить камень вдребезги или спрятать, потом понял, что в ее руках это мать, возлюбленный, дитя.

Я задумался, как разбудить ее, не напугав. И все же зачем лунатиков будят? Из опасения, что они могут причинить себе вред? Ни разу не слышал ни о каком вреде, если только их не растормошили. Есть ли у меня право вмешиваться? Ведь это не кошмарный сон, полный боли или страха, она вполне довольна и испытывает то, о чем бодрствующий человек понятия не имеет. Чего ради мне все портить? Я медленно отошел, сел в большое кресло и стал ждать.

В полутемной комнате роились частички искрящегося света, закручиваясь в облачка, как мошкара. По всей видимости, ничего такого не происходило, просто от усталости у меня рябило в глазах, но выглядело это довольно убедительно. И моя дочь Эллен действительно лучилась светом — не только белая ночная рубашка, еще и кожа. Я ясно различал ее лицо. Она больше не выглядела маленькой девочкой; ее лицо полностью сформировалось и принадлежало взрослой женщине. Губы были плотно сжаты, что обычно им не свойственно.

Немного погодя Эллен твердой рукой положила талисман точно на место, закрыла дверцы серванта и повернула в замке ключ. Она прошла мимо моего кресла и поднялась вверх по лестнице. Мне привиделись две вещи: во-первых, она шла походкой не девочки, а счастливой женщины, во-вторых, пока она шла, свечение вокруг нее медленно гасло. Может, эти впечатления были детищами моего разума, но третье-то мне точно не почудилось. Во время ее подъема по лестнице не скрипнула ни одна ступенька! Похоже, она шла вдоль стены, где ступени не стонут.

Я последовал за дочерью и обнаружил ее в постели крепко уснувшей и накрытой одеялом как следует. Она дышала ртом, и лицо ее было лицом спящего ребенка.

Повинуясь внезапному импульсу, я вновь спустился по лестнице, открыл сервант и взял камень в руки. Он еще хранил тепло Эллен. Как в детстве, я провел пальцем по бесконечной струящейся фигуре и успокоился. Благодаря камню я стал ближе к Эллен.

Интересно, сделал ли камень ее ближе ко мне и к Хоули?..

Глава 9

В понедельник вероломная весна вильнула обратно к зиме: полил холодный дождь, задул промозглый порывистый ветер, срывая нежные листочки чересчур доверчивых деревьев. Лихих любвеобильных воробьев, настроившихся на блудни, швыряло по газонам, будто ветошь, мимо курса и мимо цели, и они гневно чирикали, возмущаясь непостоянством погоды.

Я поприветствовал Рыжего Бейкера на его обзорной экскурсии, пушистый хвост стелился по ветру, словно боевой стяг. Мой старый знакомый щурился от дождя.

— Начиная с сегодняшнего дня, — обратился я к нему, — мы с тобой остаемся друзьями только для виду, однако я считаю своим долгом заявить, что за нашими улыбками скрывается зверская конкуренция, так сказать конфликт интересов. — Мне было что прибавить, но он спешил поскорее закончить свои дела и укрыться от непогоды.

Морф появился вовремя. Скорее всего, он меня поджидал.

— Ну и денек! — заметил он; его клеенчатый плащ хлопал на ветру и вился вокруг ног. — Слышал, вы нанесли светский визит моему боссу.

— Мне понадобился совет. Чаем меня тоже угостили.

— Не без этого.

— К совету прислушиваешься, только если он совпадает с тем, что надумал сам.

— Похоже, вы решили сделать вложение капитала.

— Мэри хочет прикупить новую мебель. Стоит женщине чего захотеть, и она обставляет это как удачное вложение.

— Не только женщины так делают, — заметил Морф. — Я и сам такой.

— Что ж, это ее деньги. Хочет прицениться, что и как.

На углу Главной ветер сорвал жестяной рекламный плакат с магазина игрушек Раппа и с диким скрежетом поволок его по улице; звук был словно машины столкнулись.

— Слышал я, будто ваш босс собирается съездить домой в Италию.

— Не знаю. Странно, что он никогда туда не ездил. У итальянцев такие дружные семьи.

— Найдется минутка для кофе?

— Мне нужно подметать. После праздника покупателей будет много.

— Ладно вам! Не жмитесь. Личный друг мистера Бейкера может позволить себе чашечку кофе. — Морф сказал это вовсе не так, как выглядит на бумаге. Он способен придать любой фразе вполне невинный и благой вид.

За все эти годы я ни разу не заходил поутру в кофейню при ресторане «Формачтер» — пожалуй, единственный из всех жителей нашего городка. Мы забрались на барные табуреты возле стойки, и мисс Линч, с которой я учился в школе, придвинула нам чашки, не расплескав кофе по блюдцам. Крошечный сливочник она поставила аккуратно, а пару кусочков сахара, завернутых в бумагу, швырнула словно игральные кости.

— Два очка! — воскликнул Морф.

Мисс Линч — вечная мисс. Теперь это обращение — часть ее имени, неотъемлемая часть ее самой. Похоже, ей никогда не удастся от него избавиться. С каждым годом ее нос краснеет все больше, только не от выпивки, а от хронического насморка.