Зима: Секреты выживания растений и животных в самое суровое время года - [14]

Однако теперь число семян на чешуйку было высоким, как и в шишках на деревьях. Впрочем, в большинстве семян были маленькие отверстия, как будто их изъели крошечные насекомые. По мере того как я собирал новые данные, исходно простой вопрос становился все более сложным. Одними выходными в этом проекте было уже не обойтись. Подсчеты убедили меня, что еловые семена в лесу есть, пусть в разном количестве и не везде, но идей о том, почему исчезли клесты, у меня не возникло, зато появились вопросы о поведении красной белки.

Спускаясь с поросшего елями хребта, чтобы быстро перекусить в домике, я увидел бурундука, который семенил по снегу. Должно быть, ему пришлось прорыть в снегу длинный ход, чтобы выбраться к свету. Он не мог рассчитывать найти здесь пищу, но у бурундуков настал период спаривания, так что зверек пробудился от зимнего сна с другой целью.

Я поспешил в дом, чтобы согреться у печки и подпитать собственный метаболизм, быстро перекусив бутербродом. Восстановив запасы тепла и топлива, я тут же вновь отправился на улицу на снегоступах и спустился с холма в сторону Олдер-Стрима. Через несколько минут я шел по свежим лосиным следам. Следов было много, и они были усеяны тысячами снежных блох. Снег вокруг также был усыпан лосиным волосом, по одному-два у каждого следа, – через пару месяцев, скорее всего, птицы будут выстилать им свои гнезда. Кое-где по лосиному следу прошел олень, – видимо, это было проще, чем самому прокладывать путь в глубоком снегу. Повсюду лежала привычная сетка следов красной белки, зайца и рябчика. Глубокую борозду оставил в снегу дикобраз, там, где регулярно проделывал путь между своим каменистым логовом и деревом тсуги, которое объедал по ночам. Бок о бок прошли два койота, рысь двигалась одна, а занятные следы в ельнике, возможно, оставила американская куница.

Я зашел в ветровал зрелой бальзамической пихты, где за последние десять лет выросли заросли новых молодых деревьев. Странным образом почти у всех молодых пихточек здесь не хватало почек на верхушке главной ветви, которая растет вертикально и позже должна стать стволом дерева. Как это могло получиться? Я никогда не видел ничего подобного. Верхушки остались лишь у нескольких молодых пихт – в трех разных местах всего у 4 из 56, 3 из 57 и 3 из 75. Возле многих деревьев поменьше были беличьи следы, а на земле валялись оставленные зубами белки свежие стружки и отломленные верхушки без почек. Многие деревья, до верхушек которых было не достать лосям и оленям, тоже оказались повреждены. Значит, это были белки. Обычно в это время красные белки начинают добывать кленовый сироп и сахарные лакомства, протыкая ветки сахарного клена и возвращаясь покормиться, когда испарится вода из сока. Но в этой части леса сахарных кленов нет, вот зверьки и перешли на новое блюдо.

Ко второй половине дня крошечные клочки облаков исчезли, небо приобрело насыщенно-лазоревый цвет. Ветер улегся, снова закричала плачущая горлица. Возвращаясь к холму, я услышал в лесу ворона. Судя по приглушенному крику, его клюв был занят пищей, – видимо, он кормился зимней падалью. Так что я пошел в направлении звука и вскоре увидел следы птицы, которые шли к пню, где был взрыхлен снег. Раскопав его, я нашел зарытый свежий кусок красного мяса в оленьей шерсти. Вороновы запасы.

В долине появился другой ворон, который, пролетая над отверстием в пологе из елей, увидел меня и от плавных взмахов перешел к быстрым ударам крыльями с громким свистящим звуком: «Свуш, свуш, свуш». Второй ворон должен был это заметить, и так и произошло: он услышал звук, встревожился и взлетел. Теперь я трусцой поспешил прямо туда, где должна была лежать туша оленя.

Бо́льшая часть туши была засыпана снегом, который кто-то сгреб лапами со всех сторон в радиусе около полутора метров. Повсюду были следы огромной кошки. В середине снежной кучи оказалось прорыто отверстие, через которое виднелось свежее красное мясо и обгрызенные ребра. Вмятина на снегу возле туши показывала, что здесь рядом с оленем лежала кошка – крупная красная рысь или канадская рысь, оставившая несколько клочков мягкого пушистого меха.

Я выкопал оленя из снега и увидел кровоподтек у него на голове и задней части шеи: животное кусали живьем. Раны подтверждали, что крупную олениху весом, может быть, около 60 килограммов и с тридцатисантиметровым плодом в утробе убила кошка.

Еще раз пролетел с криком ворон. Я оставил это место и пошел кружным путем, чтобы глянуть на логово дикобраза в куче камней в чаще пихт и елей. Прошлой ночью здесь появились свежие следы, ведущие из логова и обратно. В это время дикобразы кормятся корой красной ели и восточной белой сосны, опоясывая деревья огромными голыми лоскутами открытого ствола. Свою любимую пищу, тсуги, они уже давно уничтожили. Под одним из недавно убитых дикобразами деревьев я нашел отрыгнутый комочек-погадку и рядом – птичий помет. В комочке был длинный прямой черный остевой волос и более мягкий подшерсток медведя, а также несколько иголок бальзамической пихты и чешуйка еловой шишки. Это была погадка ворона. Рядом могла быть еще одна туша, так что я тут же отправился прочесывать чащу, ожидая увидеть источник попавших в погадку медвежьих волос, но вместо мертвого медведя нашел еще одного мертвого оленя. Здесь недавно трапезничали и во́роны, и койоты. Кошачьих следов не было, и туша на этот раз не была забросана снегом. Я постоял на месте, где было убито животное, рисуя в своем воображении противостояние хищников и добычи, голод и борьбу в снегу, но до моего слуха доносились лишь сладкое пение пурпурной чечевицы, соснового чижа и, что лучше всего, эльфийская трель золотоголового королька. Я воспрянул духом, пока наслаждался его милым напевом, и думал об удивительной выносливости и удаче, которые помогли птице дожить до конца зимы и наконец обрести надежду увидеть весну.