Зима - [10]

Люк в ярости.

— Если я отвезу тебя в бар и напою шотом, обещаешь вернуться домой и пойти в постель?

Я встречаю его пристальный взгляд и замечаю обеспокоенное выражение лица.

— Нет.

Он откидывается на капот и запускает руки в волосы.

— Понятно. Значит, ты едешь со мной.

— Люк, нет! Со мной все будет в порядке, я…

— Ты чертовски красивая девушка, Эвери. И я не отставлю тебя одну в Нью-Йорке, где любой богатенький подонок может воспользоваться тобой.

Он открывает дверь машины, подталкивает внутрь, и я без суеты сажусь, решая игнорировать тот факт, что он только что назвал меня красивой. Слишком уж взвинчена, чтобы чувствовать странность происходящего сейчас. Понятия не имею, куда Люк меня везет, но если там не будет бутылки чего-нибудь по-настоящему крепкого, я уйду. Полчаса спустя мы останавливаемся у трехэтажного кирпичного здания. Похоже, это бывший завод или вроде того, некоторое время назад переделанный под жилой дом. Люк ведет нас внутрь и направляет меня к лифту в вестибюле, но я качаю головой. У меня уже затрудненное дыхание. Последняя вещь, в которой я сейчас нуждаюсь — закрытое пространство. Кажется, он понимает, и мы поднимаемся по лестнице все три этажа. Там только одна дверь, кроме обшарпанной металлической, ведущей к лифту. Люк достает связку ключей из кармана и открывает ее. Квартира с открытой планировкой просто огромна. Я слишком опустошена, чтобы оглядеться вокруг, но замечаю много черной мебели и несколько гитар, прислоненных к стенам. Люк ведет меня к барной стойке, где сгребает карандаши, ручки и стопку нотных листов в беспорядочную кучу, очищая столешницу, усаживает меня на мягкий стул и начинает шарить по шкафчикам. Через секунду достает два граненых стакана и ставит их на стойку.

— Что ты обычно пьешь?

Я смотрю на стаканы, затем поднимаю глаза на него.

— Ты понимаешь, что я сейчас не совсем адекватная? — говорю я. Всегда что-нибудь вытворяю, когда пью. Были дни, когда только так я со всем и справлялась.

— Я знаю. — Он достает пачку сигарет из ящика и зажигает конфорку на плите, чтобы наклониться и прикурить. — Но если тебе нужно напиться, лучше сделай это здесь, чтобы я мог присмотреть за тобой. Это просто я, Эвери. Я не собираюсь осуждать тебя. Я никогда не буду осуждать тебя.

Он протягивает мне сигарету, и я беру, хотя не курю. Она обжигает все внутри, когда я затягиваюсь, и голова снова начинает кружиться. Протягиваю обратно, борясь с желанием повторить процесс рвоты, который был ранее.

— Нет? — спрашивает он.

— Нет.

— Ладно.

Он стряхивает пепел и курит сигарету в одиночестве, перед тем как затушить и выбросить окурок в мусорку. Возвращаясь к стойке, держит в руках непочатую бутылку виски. Наливает нам по рюмке и выпивает содержимое своей. Я слежу за тем, как его горло сжимается, когда он глотает, но свою держу в руке, уставившись на столешницу в течение долгого мгновения, перед тем как поднести рюмку к губам и опрокинуть в себя.

Ожог от алкоголя намного лучше, чем от сигареты.

— Сколько их было? — спрашиваю я.

Люк молчит, пока наполняет наши рюмки. Возвращает мне полную, и я немедленно выпиваю ее содержимое.

— Пятнадцать, — спокойно отвечает он. — Всем от тринадцати до восемнадцати лет.

Пятнадцать молодых девушек. Пять лет назад кто-то убил пятнадцать молодых девушек, и сейчас Колби Брайт расскажет миру, что это был мой отец. Запишет их в список к своему брату Адаму, Сэму и Джеффу, и Максвелл Бреслин за пару недель будет объявлен серийным убийцей. Я кусаю щеку изнутри и принуждаю себя не плакать. Пока управляю собой, но это ложная победа. Я смогла убедить себя, что стала сильнее, чем была в Брейквотере, но правда в том, что я просто хрупкая, склонная к саморазрушению. К тому времени, как бутылка виски пустеет, я уже не могу реветь, но хрупкая оболочка, которой была Эвери Паттерсон, рушится на тысячи осколков.

Глава 3 Похмелье

Какое-то движение будит меня.

— Привет.

Люк присаживается на край громадной кровати. Не моей кровати. Протягивает стакан воды и упаковку «Тайленола», но когда я не беру их, ставит на небольшой столик рядом. Я хмурюсь и приподнимаюсь на локтях, пытаясь понять, почему комната кружится.

— Где…? — еле выдавливаю из себя. Иногда я просыпаюсь в странных местах, и обычно это мой первый вопрос.

— У меня. Я собираюсь на работу и до последней минуты хотел, чтобы ты спала. Но у меня есть время, чтобы подбросить тебя домой, если мы выйдем сейчас же. Ты справишься?

Он не в рабочей форме.

— Ты еще даже не готов, — стону я, пряча лицо под подушкой.

— Я не надеваю форму, когда иду на работу или возвращаюсь обратно. Некоторые люди преследуют меня, когда видят ее. Копы могут попасть под расправу из-за этого, — он тянет подушку, освобождая ее из моей ошеломляюще жалкой хватки. — Можешь остаться и еще поспать, если хочешь. Просто захлопнешь дверь, когда будешь уходить.

Я раздумываю над этим. Остаться спать в этой большой, удобной постели — это так соблазнительно. Но мысль о том, что придется тащиться по Нью-Йорку на общественном транспорте, мучаясь с сильнейшего похмелья, которое у меня когда-либо было, — достаточно серьезный противовес. Казалось бы, я должна быть профи в этом. Но правда в том, что похмельные синдромы убивают меня. И чем я старше, тем они хуже.