Зима на разломе - [8]

Полина, моя двоюродная тетя, приехала в Израиль с пожилым отцом и маленькой дочкой в самое тяжелое время, в конце 80-х, когда нахлынувшая волна иммигрантов совершенно затопила рынок труда, и устроиться по специальности было практически невозможно. Но Полина, видимо, оказалась более находчивой, чем другие, или меньше поддалась панике, охватывающей почти каждого, кто попадает в незнакомую страну и встречается одновременно со множеством новых для себя проблем. Она быстро нашла ту же работу, что и дома — страхового агента. Теперь трудные времена понемногу проходили, дочка заканчивала школу, а Полина осторожно приценивалась к строящимся квартирам. Только ее старенький отец никак не мог смириться с переменами и без конца всем рассказывал, как в один прекрасный день вернется в Россию.

Денег у меня почти не осталось, а Израиль — дорогая страна. Поэтому мне надо было как можно скорее начать зарабатывать, чтобы иметь возможность снять где-нибудь полкомнаты. В Тель-Авиве есть притоны для приезжих из России, где угол обходится совсем дешево. Сейчас, правда, там остается все меньше иммигрантов, но зато много людей, приехавших подработать, с гражданством или без.

На стройку устроиться можно всегда, но я решил оставить это на крайний случай.

Достав из рюкзака тщательно упакованный костюм, я пару дней обходил зоопарки, сафари-парки и прочие подобные заведения, пока не забрел в дельфинарий, одиноко возвышавшийся на пляже у самой воды.

— Нам нужен рабочий и ночной сторож, — сказал директор. — Плохо только, что ты не знаешь иврит. Правда, у нас все говорят по-английски, но дельфины знают только команды на иврите.

— Ну, в таком объеме я его быстро выучу.

— Тогда через месяц станешь тренером. Платить будем совсем мало, но зато можешь жить в будке. На работу выходишь через два дня. Если за это время найдем человека со знанием иврита, возьмем его.

На всякий случай я решил попробовать поискать работу еще в Иерусалиме, хотя жить там мне бы не хотелось. Одно дело — гулять по нему, как по музею, и совсем другое — провести всю зиму в этом пыльном городе с тяжелым климатом, опасной арабской частью и обилием религиозных кварталов. Я довольно агрессивный атеист, и оказаться в окружении верующих для меня то же самое, что перенестись вдруг в сталинский СССР.

Но напрасно я бродил по белым улицам и выгоревшим холмам. Естественным наукам трудно ужиться там, где люди уверены, что знают простой ответ на все вопросы, пусть даже взятый с потолка. В основном в Ирушалаиме обитают гуманитарии.

Плюнув на безнадежные поиски, я дождался темноты и ушел пешком в Бет-Лехем, библейский Вифлеем. Считается, что этот арабский город — очень опасное место для посещений, но под покровом ночи можно спокойно выспаться даже на нейтральной полосе линии фронта. Поспав в апельсиновой роще и там же позавтракав, я осмотрел достопримечательности и смылся, пока ужасные террористы досматривали последние сны.

Собственно говоря, мне вряд ли что-нибудь угрожало. По внешнему виду меня можно было принять скорее за западного туриста, чем за израильтянина. Так что я спокойно погулял по лабиринту Старого Города и даже посмотрел закрытые для неверных уголки мечети Аль-Акса, рассказав мулле, что я сын татарского коммуниста, собирающийся принять ислам.

Вечером вернулся в Тель-Авив, перетащил вещи в будку сторожа, искупался в море, едва не достававшем до моего рабочего места, и приступил к исполнению обязанностей.

За ночь я успел отлично отдохнуть, познакомиться с дельфинами и рыбками в морских аквариумах и почитать книжки из маленькой библиотеки. Утром мне поручили перемыть стекла в аквариумах, чем я и занялся с удовольствием — ведь уже почти год я нигде не работал.

Тут выяснилось, что моя новая профессия имеет большой недостаток. Дельфинарий стоял в самом центре города, и нигде поблизости не было дешевой забегаловки, только очень дорогие рестораны и кафе. Готовить в моей будке тоже было не на чем. Получалось, что практически вся зарплата будет уходить на питание, а ведь я рассчитывал отложить за зиму хотя бы тысячу долларов, чтобы съездить на лето в Индию.

На всякий случай я зашел в контору, которая нанимала добровольцев для работы в киббуцах. За столиком сидела веселая зеленоглазая девчушка в военной форме, с нимбом кудрявых волос, густыми веснушками и маленьким, чуть вздернутым носиком.

— Я тебе не советую, — сказала она. — Там почти ничего не платят, а работа тяжелая.

— Так где же они берут добровольцев?

— Ну, молодежь приезжает из Америки и Европы, чтобы поработать в коммуне. Многие трудятся не за деньги, а за идею, хотя не очень знают, за какую. Кто-то рад хорошей тусовке, а кто-то просто слышал, что там можно устроиться, и уже не интересуется другими возможностями.

— По-моему, ты не очень любишь киббуцы.

— Я выросла в киббуце.

— Можешь не продолжать. Я тебя понимаю. Я вырос в России.

— Вот как? — она рассмеялась. — Ваши обычно идут в киббуцы, только если у них несколько детей и деваться больше некуда.

— Все понятно. Хочешь поплавать с дельфинами?

— С кем? — девушка наконец-то заметила, что перед ней живой человек, а не объект профессионального взаимодействия.