Зима королей - [10]

Шрифт
Интервал

— А ты вернулся домой богаче, чем кто-нибудь мог подумать, — сказала она. — И, естественно, вовремя, чтобы сесть ужинать вместе с нами. Привет, Сирбхолл.

— Папа!

Четыре маленькие существа выскочили к воротам, сверкнули ясными глазками и накинулись на него.

— Освободите меня, — засмеялся Мюртах. — Од…

Четверо детишек визжали, наскакивая на него. Они повисли на его руках, раскачивались на них, карабкались на него, словно на дерево, и тузили его как сумасшедшие. И хохотали. Од взяла Сирбхолла за руку и повела его во двор, а Мюртах, убедившись, что все его дети повисли прочно, последовал за ним, держа в охапке малышню.

На просторном дворе большинство людей вышло, чтобы приветствовать их дома, и все кричали и махали им. Эгон, старший сын Мюртаха, начал петь боевую песню, отбивая ритм на плечах Мюртаха.

— Ты не слишком ли уже вырос для этого? — поддразнил его Мюртах и прошел в дверь своего дома.

— Нет еще, — сказал Эгон.

Мюртах остановился посреди комнаты и стряхнул их. Од подавала Сирбхоллу чашу с каким-то питьем.

— Что за ужин? — спросил он.

— Если это вареное мясо, то я вернусь обратно в Тару, — сказал Мюртах. Эгон был снят с него последним и теперь вел себя почти как взрослый мальчик, но Эйр висла на его руке и кричала:

— Папа, ну посмотри же на меня, ну посмотри! Он посмотрел на нее сверху.

— Ну, ты ничем не отличаешься от того, что я оставил. Все они зашлись от хохота. Эгон и Нил потащили его к скамье и заставили сесть, а двое самых маленьких забрались к нему на колени. Он держал Эйр прямо перед собой одной рукой и спросил через ее голову:

— Ничего не произошло, пока меня не было?

— Ничего особенного, — Од наливала ему аскуибхnote 9 в чашу. Ее большие глаза пытливо вглядывались в него. — А где ты взял этих двух лошадей?

— Мы выменяли их, — Конэлл, самый маленький, начал подпрыгивать на колене Мюртаха. — Одну мертвую лошадь на две, и эти две хорошие, а та мертвая даже не была наша… Конэлл, сиди спокойно.

Од поставила чашу перед Мюртахом и привычным движением сняла ребенка.

— И никто не убит. И все женщины превозносили твое имя.

— Я клянусь, — сказал Сирбхолл, — это была самая скучная поездка, в какой я когда-либо участвовал.

При звуке его голоса все дети перестали возиться и сгрудились за спиной Мюртаха. Од отошла с Конэллом, цепляющимся обеими руками за ее юбки. Мюртах отпил почти половину аскуибха одним глотком и опустил чашу.

Эгон спросил:

— Папа, ты принес мне меч?

— Принес тебе меч? Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, принес ли я меч?

У Эгона появилось на лице выражение отчаяния:

— Ты обещал, что принесешь мне меч.

— Да, я обещал? — он взглянул на Од.

— Было такое упоминание, — она взяла чашу Сирбхолла и снова наполнила ее. Две ее служанки вошли и стали накрывать стол к ужину.

— Я забыл, — сказал Мюртах Эгону. — У тебя есть твой деревянный меч, играй им.

— О, папа, ты забыл?

— Извини. В любом случае, ты еще недостаточно вырос для этого.

— Господи, — сказал Сирбхолл. — Ты будешь держать этого мальчика в длинной рубашечке всю его оставшуюся жизнь. Ему столько же лет, сколько было мне, когда я получил свой первый меч. Он даже старше и больше.

— Отец…

— Нет, иди во двор.

— Папа, пожалуйста.

— Я сказал, иди.

Эгон пробормотал что-то, повернулся и зашагал через дверь. Нил и Эйр последовали за ним, укоризненно оглядываясь на Мюртаха.

— Не вмешивайся в мои отношения с детьми, — сказал Мюртах Сирбхоллу.

— Ты обещал, — сказала Од. — Разве не так?

— Нет. Я не пом…

— У меня есть старый меч, какой мог бы иметь мальчик, — сказал Сирбхолл.

— Он тогда поотрубает за неделю головы всем пони.

— Ш-ш… — сказала Од. — Финнлэйт заснул. А пока вот вареная баранина.

— Дай ему еще чего-нибудь выпить, — сказал Сирбхолл, — он все еще не отойдет после всего этого в Таре.

— Что же вас там так задело? — спросила она. Она присела, приглядывая искоса за обслуживающей их женщиной.

— Верховному королю пришла в голову мысль, как покончить со всем светом.

— Да? А женщины там присутствовали, или это было только для одних мужчин?

Сирбхолл спросил:

— Сколько лет Эгону? Од выглядела удивленной:

— Он родился в зиму после того, как мы пришли сюда жить.

Мюртах напрягся, зная, что Сирбхолл намерен сказать, и Сирбхолл сказал:

— Ему столько же лет, сколько было тебе, когда тебя провозгласили вождем. Он…

— Перестань совать свои пальцы в жизнь моих детей. Слава Богу, ему только восемь, или еще не исполнилось восемь? Намного моложе тебя. И ты ближе к нему, чем ко мне. Ты…

— Ты разбудишь Финнлэйта, — сказала Од. — Сирбхолл, выйди и позови сюда людей, ладно?

Сирбхолл поднялся, и Од встала между ним и Мюртахом, она наклонилась к Мюртаху, чтобы взять его чашу, и стояла так, пока Сирбхолл не вышел наружу.

Мюртах сказал ей:

— Сколько раз я говорил тебе, чтобы…

— Много раз. Не злись, ты выглядишь таким смешным, когда злишься. Я-то думала, что ты научился улыбаться в ответ на его выпады теперь.

— Гав, гав, гав!

— Перестань вести себя, как ребенок. Между прочим, старик болен.

— Он выходит со своего чердака? Она покачала головой.

— Я вынуждена кормить его там. Ты ему не отнесешь? Я едва не упала в последний раз.

— Что отнести ему?


Еще от автора Сесилия Холланд
Иерусалим

Захватывающее произведение о последних годах королевства крестоносцев в Иерусалиме. Действие происходит в Святой Земле в 1187 году. Роман «Иерусалим» — широкое историческое полотно, на котором воссоздана война и политические интриги, порывы страсти и религиозного фанатизма.


Драконья пучина

Пронзительная история женщины, вырванной из привычной обстановки и принужденной выживать в очень непростых обстоятельствах. И все это время она страстно тоскует по дому — лишь для того, чтобы постичь древнюю истину, гласящую, что в одну реку нельзя войти дважды. Лучше даже не пытаться, целей будешь…


Смерть Аттилы

В центре романа «Смерть Аттилы» (1972) — историческая личность, предводитель варваров, возглавивший опустошительные походы в Восточную Римскую империю, Галлию и Северную Италию.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.