Зима 1237 - [33]

– Иными словами, я по-прежнему голова, а ты при нас словно боярин. Так выходит?!

Вопрос задал дядька. Вопрос принципиальный, и прозвучал он довольно строго. На мгновение я даже стушевался, опустив голову, но, поставив на землю уже пустую миску, неспешно поднял взгляд на Кречета и твердо, веско ответил:

– Выходит, так. Возражаешь?

И вновь напряженная тишина, прерываемая лишь фырканьем пасущихся лошадей. Лица дружинников обратились к дядьке, а тот, помолчав секунд двадцать и спокойно выдержав мой взгляд, неожиданно кивнул:

– Нет. Не возражаю. То, что ты говоришь, было толково, сам бы я до такого не додумался. Да никто бы не додумался… Ну а что ты теперь думаешь сказать княжичу? Поведаешь ему о видениях?

Я энергично покачал головой из стороны в сторону:

– Ни в коем случае. Во-первых, у меня не было видений о Михаиле Всеволодовиче Пронском, а значит, и нет того, что могло бы убедить его в правдивости моих снов. Во-вторых, с Коловратом мне воспоминания о его семье не помогли. И даже если после я что-то такое о княжиче и увижу этой ночью или следующей, то что помешает ему или владыке Пронскому сказать, что сны мои есть не что иное, как искушения лукавские?

– Тем более, может, так оно и есть…

Ага, а это Микула уже свои пять копеек вставил. Коротко усмехнувшись, я ответствовал товарищам:

– Может, и так. Но ведь батюшка в храме меня и святой водой напоил, и крест дал поцеловать – все хорошо было… Не знаю, братья, что еще вам сказать и как подтвердить то, что я верю в эти сны. Но в любом случае самый короткий зимний путь к Рязани – по льду Прони. И если хотя бы жители весей и погостов спрячутся в лесах, покуда не случится битва на Вороноже, у монголов будет уже вполовину меньше хашара при штурме наших городов, вполовину меньше захваченного зерна. А если мы с вами и набранными охотниками сумеем еще и приостановить орду, прикрыв отступление князя и уцелевших ратников, дав время жителям Ижеславля и Белгорода бежать, да владимирцам поспеть на помощь, так ведь великое дело свершим!

Чуть слышно выдохнув после того, как едва не назвал охотников современным мне термином «добровольцы», я закончил речь, пытливо вглядываясь в лица явно загоревшихся моей идеей соратников.

Кречет между тем задумчиво произнес:

– Ижеславль – крепкая крепость с внутренним детинцем и тремя валами. И мимо нее не пройдешь, следуя по Прони… Скажи-ка, Егор, а что боярин в грамоте написал княжичу?

Невольно заинтригованный дядькой, я поспешно ответил:

– Что наша сторожа взяла пленника, а тот назвал войско Батыя сильно большим, то есть и не соврал вовсе. Также написал, что советует подготовить местное население к тому, чтобы в лесах укрылось на случай нашествия орды, и что я на словах передам задумку боярина, как замедлить орду.

Чуть замявшись, я продолжил:

– То, что задумка именно боярская, мы решили вместе. Так все ж солиднее звучит, чем предложения простого дружинника.

Немного помолчав, глядя на затухающие угли, Кречет уточнил:

– А сколько, говоришь, воев у Батыя?

– Четырнадцать туменов. Порядка ста тысяч воев.

Напряженные лица соратников чуть побледнели, а вот голова лишь удовлетворенно кивнул:

– Я тебе верю, Егор, верю, что говоришь правду… А раз так, то что нам мешает попросить княжича отправиться к отцу и упредить его об опасности брани с ордой в чистом поле? Боярин Коловрат, может, и не смог бы уговорить Юрия Ингваревича отступить, а вот князь Пронский Всеволод Михайлович точно сможет. Коли сам нам поверит. И если не к Рязани, то хотя бы к Ижеславлю, где крепость сильная, пехоту в поле выставить, а конную дружину до поры в лесах окрестных спрятать и ударить, как время придет.

Я с удивлением покачал головой:

– Мысль отличная! Но как тогда объяснить, что Коловрат отправил нас не сразу к Юрию Ингваревичу в Воронож, а к Пронску?

– Так и объяснить: взяли полоняника, а он кричал, что орда Батыева из четырнадцати туменов состоит, да в каждом тумене едва ли не по десять тысяч воев будет. Коловрат в его слова не особо поверил: мол, пугал нас половец числом орды изрядным; однако же решил на всякий случай предупредить княжича. А вот мы, когда с боя степняка взяли да по первости его допросили, глаза в глаза ему смотря, мы ему поверили. Как и в то, что у татарвы много пороков…

Заодно уж проговорим, что было бы выгоднее встретить ворога у Ижеславля, пешцами реку перегородить, за рогатками спрятав. Затем, как татарва их всерьез потеснит, отступить к крепости, а вокруг нее заранее надолбы поставить, чтобы при отступлении пешцев конники татарские не смогли бы наших воев быстро догнать да в спину порубить у ворот. А вот когда вороги пороки срубят, у стен их поставят, вот тогда конной ратью по лагерю вражескому внезапно и ударить извне, на рассвете, когда самый крепкий сон. Пешцам же помочь гридям из детинца, а когда уж вместе пороки порубят да пожгут, то после всей ратью по льду уходить. Пока Батый очухается, пока орду к бою изготовит, хоть недалеко, но рать рязанская отступит. А там Пронь вновь можно рогатками перекрыть, как ты предлагал, хоть несколько раз подряд! А у Пронска вновь встать, ожидая помощи владимирской. Что скажешь, родич, дядька хорошо придумал?