Зиккурат - [13]

Вновь и вновь возвращался он мысленно к этим событиям, смутно надеясь, что от просмотра в той или иной очередности можно обнаружить хоть какой-то просвет. Как во время зимы, когда переливчатая пелена ненадолго расступается, приоткрывая восхищенным взорам настоящее, высокое и великое небо…

…С большим трудом удалось разыскать в тот день Магану. Друг надежно спрятался в саду второго яруса Дома Основания Неба, забравшись на старое, изогнутое дерево. Снизу загорелое тело почти не было видно – его выдали браслеты. Он хмуро смотрел в сплетение листвы перед собою и не отвечал на расспросы. Тогда Энмеркар сам забрался на дерево и примостился на соседней ветке.

– Отец дал мне их музыку. – Он показал Магану отливающий холодом кубик на ладони. – Хочешь послушаем?

Магану в первый раз за день обернулся к нему и посмотрел долгим, тягучим взглядом.

– Ну давай. – Голос его был сухим и резким, наверное, от долгого молчания.

Энмеркар радостно сдавил кубик и из него полились яркие, сочные звуки, сплетаясь в диковинную мелодию. Она была до крайности необычной и вместе с тем неожиданно близкой и понятной. Новым оказалось сильное до изумления чувство неудержимой свободы, которая хлестала через край в каждом переливе музыки чужого мира. Впитывая в себя пугающе свободную и прекрасную, как полет птицы, мелодию, Энмеркар от души позавидовал тому счастливчику, который посмел ее написать.

Едва погасла последняя торжественная нота, мальчик восторженно воскликнул, но Магану покачал головой. Свободы он не услышал, ему музыка показалась слишком спонтанной. Друг еще не закончил говорить, как кубик разразился второй мелодией.

Вот она оказалась настолько иной, что превзошла самые смелые ожидания. Сперва они с Магану даже сомневались, музыка ли это. Очень уж напоминало скрип трущихся друг о друга каменных плит в каменоломне. Но ритмичность и скачки тонов убедили – все-таки музыка. Здесь уже Энмеркар не почувствовал свободы. Нечто неистово-гнетущее и одновременно источавшее странную угрозу.

Магану сказал, что первая мелодия ему понравилась больше. Энмеркар радостно кивнул. Друг снова разговаривает с ним! На предложение сходить к реке искупаться Магану согласился и спрыгнул вниз.

В тот раз их встретили почти пустые берега, если не считать трех смотрительниц рыб. С красивыми и улыбчивыми смотрительницами ребята всегда ладили – двоюродная сестра Энмеркара, Нинли, была одной из них.

Друзья накупались вволю. Плавали наперегонки до другого берега и назад. Ныряли, разглядывая жизнь разноцветных рыб. Смеялись, обдавая друг друга тучами сверкающих брызг. Но чуткое сердце Энмеркара каждый миг отзывалось на тоску и скорбь, которую тщетно пытался скрыть Магану. Таким унылым друг еще никогда не был с тех пор, как его отец попал в немилость к царю и над всей семьей сгустилась угроза позора. Но тогда, к счастью, все обошлось. Как бы Энмеркар хотел, чтобы и в этот раз беда миновала!

Наконец они вылезли из воды и распластались на теплых береговых плитах. То тут, то там из щелей выбивались высокие пучки бледного тростника, колышущиеся под робким дыханием южного ветра. Прятаться от серьезного разговора было бы нечестно, и Энмеркар спросил прямо:

– Сколько у тебя осталось бессонного снадобья?

– На день, наверное… – ответил, чуть помедлив, Магану.

– Хочешь, я еще попрошу у отца?

– Попроси. Но он не даст. Как не дали мои родители. Взрослые. Они не понимают. Говорят: бессмысленно бежать от неизбежного. Они… – Магану не докончил и закусил губу, сосредоточенно глядя в проплывающее над ними небо.

– Мой отец даст, – уверенно сказал Энмеркар, с тревогой вглядываясь в глаза друга.

– Хорошо бы. Хотя… – На секунду лицо Магану исказилось, словно от боли: – Все равно ведь только на два-три дня… А потом… Потом придется заснуть. И я… Знаешь, я соглашусь… Сразу…

– Что?! – вскричал Энмеркар, не веря услышанному. – Разве ты забыл, как мы поклялись отказаться, когда придет наш час?

– Я не забыл! – Лицо Магану снова скривилось и стало совсем белым. – Но теперь все иначе. Легко было говорить тогда… Всего один из шестидесяти тысяч может выдержать и отказаться. Я не из тех, Энмеркар. Я чувствую. И теперь я хочу лишь, чтобы это поскорее прошло. Неизбежное…

Слова друга обожгли Энмеркара. Повернувшись на бок, он глядел на него и качал головой. Если бы можно было сказать секрет! У Магану появилась бы надежда… Энмеркар вздохнул:

– Но ты ведь убегаешь от Сна…

Магану перевернулся на живот и уставился в змеившуюся трещинками поверхность плиты.

– Убегаю. Хочется еще чуть-чуть продлить все это… То, что уже не вернешь…

Вязкой горечью повисли между ними эти слова и внутри Энмеркара что-то болезненно сжалось. Как в тот миг, когда качающаяся ветка предательски затрещала под ногами.

– Одно хорошо: в Дом Табличек могу не ходить и никто меня не заставит. – Магану попытался улыбнуться той же вымученной улыбкой, какую Энмеркар совсем недавно видел у отца.

Какое-то время они не разговаривали. Молча вдыхали сырой запах реки. Энмеркар поднялся и сел, поеживаясь, чтобы стряхнуть со спины налипшие песчинки. Водная кромка лениво колыхалась по краю нижней плиты, вылизывая потемневшую от влаги полосу. Было видно, как рыбы-дети осторожно подплывают к краю, с любопытством глядя на них.