Жюстина - [8]

– Знаешь, Дерош, – заметила Дельмонс после недолгого размышления, – чем больше я совокупляюсь, тем сильнее меня затягивает распутство; каждый праздник плоти порождает в моей голове новую идею, а эта идея влечет за собой желание испытать новый, ещё более оригинальный акт. Возьми меня с собой к Дюбуру, мне очень хочется увидеть, что придумает этот старый лис, чтобы получить удовольствие от твоей девчонки; если ему понадобятся мои услуги, я всегда готова, ты же меня знаешь и не первый раз помогаешь мне в таких делах; не хочу хвастать, но уверяю тебя, что я доставлю ему радость с не меньшей ловкостью, чем это делала Агнесса [Агнесса Сорель – знаменитая куртизанка в 16 веке.]. Очень часто эти дряхлые негодяи предпочитают меня любой юной девице, и это тебе хорошо известно, так как моё искусство с успехом заменяет молодость, и с моей помощью они извергаются скорее, чем если бы их ублажала сама ветреная Геба.

– Вообще-то это можно устроить, – сказала Дерош. – Я достаточно хорошо знаю Дюбура, поэтому уверена, что он не рассердится, если я приведу к нему ещё одну очаровательную женщину. Так что едем все вместе. Подали фиакр, первой втолкнули в него дрожащую от страха Жюстину и отправились в путь. Дюбур был один; он встретил дам в ещё более возбужденном состоянии, чем накануне: его мрачные взгляды свидетельствовали о жестокости и похоти, в его глазах читались все признаки самого необузданного сластолюбия.

– Вы рассчитывали сегодня только на одну женщину, сударь, – сказала ему Дерош, входя в комнату, – а я подумала, что вы не будете в обиде, если я привезу вам двоих; впрочем, одна из них вряд ли доставит вам большое удовольствие, поэтому вторая вам не помешает: она будет подбадривать первую.

– Что это за девица? – спросил Дюбур, даже не поднимаясь, бросив на Дельмонс взгляд, в котором сквозили цинизм и безразличие.

– Очень красивая дама, моя подруга, – отвечала Дерош. – Её исключительная любезность не уступает её очарованию, и возможно, она окажется полезной не только в ваших забавах, к которым вы уже готовы, но и в последующих, когда вы захотите развлечься с прелестной юной Жюстиной.

– Как, – удивился Дюбур, – ты считаешь, что мы не ограничимся одним сеансом?

– Все может быть, сударь, – сказала Дерош, – и именно поэтому я решила, что поддержка моей подруги в любом случае будет необходима.

– Ну ладно, посмотрим, – проговорил Дюбур. – А теперь уходите, Дерош, уходите и запишите мой долг в тетрадь. Сколько всего я задолжал вам?

– Вот уже три месяца, как вы мне не платите, поэтому накопилось около ста тысяч франков.

– Сто тысяч франков! О, святое небо!

– Пусть господин вспомнит, что за это время я приводила ему более восьмисот девушек, они все у меня записаны… Надеюсь, вы знаете, что я никогда вас не обманывала ни на су.

– Ладно, ладно, поглядим потом. Уходи, Дерош, я чувствую, что природа торопит меня, и я должен остаться наедине с этими дамами. А вы, Жюстина, пока ваша благодетельница не ушла, поблагодарите её за мои благодеяния, которые я вам окажу благодаря её хлопотам. Хотя, милая девочка, вы должны понимать, что недостойны этого из-за вашего вчерашнего поведения, и если сегодня вы хотя бы чуть-чуть воспротивитесь моим желаниям, я передам вас людям, которые препроводят вас туда, откуда вы не выйдете до конца своих дней. Дерош вышла, а Жюстина, в слезах, бросилась в ноги этому варвару.

– О сударь! Сжальтесь, умоляю вас, будьте столь щедры и благородны и помогите мне, не требуя взамен невозможного, уж лучше я заплачу своей жизнью, чем бесчестьем. Да, – заговорила она со всей пылкостью своей юной чувствительной души, – да, я скорее тысячу раз умру, чем нарушу принципы морали и добродетели, которые впитала в себя с самого детства. Ах сударь, сударь, заклинаю вас не принуждать меня! Разве можно быть счастливым посреди грязи и слез? Неужели вы способны получить удовольствие там, где вы встречаете неприкрытое отвращение? Не успеете вы насладиться своим злодейством, как зрелище моего отчаяния наполнит вас угрызениями. Но то, что произошло дальше, помешало несчастной девочке продолжать свои заклинания. Дельмонс, как многоопытная женщина, заметив на лице Дюбура движение его твердокаменной души, опустилась на колени возле его кресла и принялась одной рукой возбуждать ему член, а другой, сложив два пальца вместе, сократировать [Все распутники знают эффект введения в задний проход одного или нескольких пальцев. Этот способ, один из самых действенных в плотских утехах, особенно подходит для старых или изношенных мужчин; он быстро вызывает эрекцию и приносит неописуемое наслаждение в момент эякуляции; тот, кто сможет заменить пальцы мужским членом, без сомнения найдет в этом удовольствие, бесконечно более острое, и поймет разницу между иллюзией и реальностью. Ведь нет на свете более сладострастного ощущения, чем служить объектом содомии во время совокупления. (Прим. автора).] распутника; чтобы сделать его нечувствительным к горьким сетованиям Жюстины .

– Черт меня побери, – заговорил Дюбур, распаленный действиями опытной Дельмонс и уже начиная тискать её. – Ох черт возьми мою грешную душу! Чтобы я тебя пожалел! Да я лучше задушу тебя, шлюха! С этими словами он поднялся как безумный, и, обнажив маленький ссохшийся и почерневший орган, грубо схватил свою добычу и бесцеремонно приподнял покровы, скрывавшие от его похотливых глаз то, что он жаждал увидеть. Он начал поочередно рычать, бормотать ласковые слова, терзать и нежно гладить девичье тело. Какое это было зрелище, великий Боже! Казалось, природа захотела в самом начале жизненного пути Жюстины навсегда запечатлеть в её душе этим спектаклем весь ужас, который она должна испытывать перед пороком, и этому пороку предстояло породить бесчисленные несчастья, которые будут грозить ей всю жизнь. Обнаженную Жюстину швырнули на кровать, и пока Дельмонс держала её, злодей Дюбур придирчиво рассматривал прелести той, которая в этот критический момент готова была послужить ему наперсницей.