Жюльетта - [7]

Именно в этот момент Жюльетта, выходя в коридор, увидела, что между подушкой и спинкой кушетки поблескивает портсигар ее недавнего соседа. Движимая естественным чувством, она схватила его с намерением вернуть его владельцу и не раздумывая выбежала из купе. Столкнувшись на подножке с поднимавшейся в вагон пожилой дамой, Жюльетта спрыгнула на платформу. Забытый портсигар был инкрустирован многоцветными камнями и, безусловно, являлся драгоценным изделием. Жюльетта поискала глазами пассажира и, не увидев его, направилась бегом к выходу, находящемуся на достаточном расстоянии от поезда. «Мсье! Эй! Мсье!» — крикнула она. При этом возгласе все женщины как одна обернулись, но ни один мужчина, казалось, его даже не слышал. «Мсье! Эй! Мсье!» — повторяла Жюльетта, и женщины останавливались при ее приближении, смотрели на нее, а мужчины по-прежнему никак не реагировали. Запыхавшаяся, оглушенная гулкими ударами собственного сердца, она была уже у выхода, когда наконец заметила своего недавнего соседа, который, стоя перед дверью, перекладывал свой портфель из одной руки в другую и рылся в карманах, как человек, что-то потерявший. Жюльетта коснулась его руки. Изумленный, он обернулся лицом к ней и лицом к поезду.

— Это ваше, — сказала она, — ваш портсигар, вот он, вы его забыли.

Безусловно, сказать спасибо этому господину помешали не удивление и не какая-нибудь присущая его натуре неблагодарность, а то, что он увидел, как поезд тронулся. Он взял Жюльетту за плечи, развернул ее и, изрядно подтолкнув, сказал:

— Быстро, быстро, бегите, видите, поезд уходит, у вас еще есть время.

Она побежала, и незнакомый господин тоже побежал вместе с ней. Ему удалось открыть одну дверцу, и, поддерживая Жюльетту за локоть, чтобы помочь ей взобраться, он говорил:

— Ну давайте, давайте, поднимайтесь. Гоп! Ну давайте же, гоп! Поднимайтесь.

Но поезд уже набрал ход. Ее охватил страх, она заколебалась и, сделав еще несколько неуверенных шагов, выпустила ручку и осталась на платформе.

— Мадмуазель, это моя вина, какая незадача, я в отчаянии.

Она смущенно улыбалась:

— Да, какое невезение, особенно для вас.

И, не обменявшись больше ни словом, они покинули вокзал.

Тут незнакомец представился:

— Меня зовут Ландрекур, я адвокат, и я из этих мест. Теперь нужно выяснить, сможем ли мы вас устроить на ночь.

— Но у меня нет денег, — сказала Жюльетта, показав свои пустые руки. — Видите, у меня ничего нет, ни единого су, ничего, кроме носового платка.

— Об этом вы можете не беспокоиться. Это мелочь, не думайте об этом, прошу вас.

Спустя некоторое время они входили в отель «Три шпаги». Консьерж объявил им на своем изысканном языке: «Мест нет». Они вышли. Ландрекур хмурил брови. Жюльетта, чувствуя себя виноватой и думая, что суровое выражение на его лице относится к ней, сочла уместным выказать абсолютную беззаботность и сказала:

— Не беспокойтесь за меня, я прекрасно могу провести ночь и под открытым небом, прямо здесь, например, на скамейке у вокзала.

Андре Ландрекур нетерпеливо махнул рукой:

— Это не решение вопроса, не будем медлить, пойдемте.

Чуть позже, когда они шагали, направляясь к центру города, он извинился за свое плохое настроение.

— Извините меня, я тороплюсь. Я живу в двадцати километрах отсюда и здесь оказался сегодня проездом. Мне нужно успеть сегодня же вечером добраться домой и уложить багаж, потому что завтра на рассвете я уезжаю, как минимум, на три недели.

— В таком случае, — вскричала Жюльетта, — разве я не была права, когда сказала, что это прежде всего вам сильно не повезло?

Он не ответил, и они молча дошли до гаража, где стояла машина Ландрекура.

Жюльетта подождала его у входа. Ночь в этом провинциальном городке уже пахла осенью, но летней осенью, благоухание которой доходило сюда скорее всего от какого-нибудь расположенного неподалеку хорошо политого сада. Ей представилась луковицеобразная бегония, щедрая на розовые и желтые цветы, и эти краски, которые в природе бывают то очень нежными, то едкими, повернули ее мысли к г-же Валандор. «Интересно, спит она еще или уже проснулась, — подумалось Жюльетте, — и что она скажет, когда проснется?» И девушка представила себе, как мать приезжает в Париж, как видит встречающего на вокзале князя и падает ему на грудь. «Моя дочь пожелала бежать от вас, — может быть, признается она, — она не любила вас. А между тем, ах, как вы прекрасны! Ах! Как вы очаровательны! Ах! Как вы мне нравитесь! Ах! Как я вас люблю! Ах! Как это прекрасно — любить!» — «Отлично, — ответит князь, — за любезность я рад платить вам любезностью. Я был слеп, мне нужен был поводырь. Браво! Отныне вы одна будете моей путеводной звездой. К черту вашу дочь, вы гораздо более красивы и более молоды, чем она. Ах! Как хорошо, наконец, почувствовать себя разумным, пойдемте, давайте поторопимся, бежим, будьте моей женой». — «А Жюльетта?» — обязательно спросит г-жа Валандор. — «Жюльетта? Ах! Мой Бог, как она далеко. А какой у нее был цвет лица?» «Как у свечи», — ответит г-жа Валандор, несколько напрягая свою память. — «Да, это так, свеча, — скажет князь, — это была свеча, ну так она истаяла. Держитесь, держитесь, вы больше ее не увидите, считайте ее безвозвратно потерянной и пойдемте в казино». Выехавший из гаража Ландрекур был чрезвычайно удивлен, увидев, как Жюльетта пританцовывает на тротуаре и напевает: «Вы ее больше не увидите». Он остановился около нее и пригласил ее сесть в машину.