Жужжащие. Естественная история пчёл - [18]

У пчелы в основном стандартное для насекомого строение: простое сердце, перегоняющее кровь к мозгу и мышцам, а также система мешочков и трубочек, втягивающих и удаляющих воздух через крошечные отверстия в кутикуле[59]. Бóльшая часть этих процессов происходит пассивно, однако если пчела приложит усилия, то сумеет их ускорить, производя заметные сократительные движения брюшком — как будто у насекомого одышка. Пищеварительный тракт пчелы примечателен одним своим отделом с прелестным названием — «медовый зобик», или «медовый мешочек», который в случае необходимости способен существенно растягиваться, оттесняя другие органы, чтобы таким образом освободить место под нектар. Добавьте еще половую систему, а также несколько желез, вырабатывающих феромоны и вспомогательные вещества для постройки гнезда, — вот практически и все содержимое брюшка. Но есть еще одна деталь на заднем конце тела у пчелы, способная (если не повезет) произвести на вас неизгладимое впечатление: это жало.

Если вы когда-нибудь серьезно займетесь изучением пчел либо начнете писать книгу о них, то чаще всего люди вас будут спрашивать: сколько раз вас жалили? И тут вы их удивите неожиданным известием о том, что большинство пчел жалят крайне редко[60], а некоторые вообще неспособны это делать. Самые безобидные — это самцы, которые не имеют жалящего аппарата. Жала получили свое развитие у осообразных предков пчел как продолжение половой системы самок — из заостренной трубочки, изначально предназначенной для откладывания яиц. Они имеются только у самок, и только самки в состоянии жалить. У древних ос этот практичный инструмент служил двум целям: вначале для обездвиживания жертвы, затем для откладывания яиц на нее либо внутрь — чтобы хищные личинки появились на свет в идеальном по условиям питания месте. Многие осы до сих пор так и поступают, но некоторые группы ос, а также все пчелы в конечном итоге разделили эти две функции: теперь яйца откладываются через небольшое отверстие на конце брюшка, а трубкообразному жалу отведена функция исключительно защиты и нападения. Благодаря этому возникла специализация в соответствии с образом жизни разных видов пчел: от совсем безжальных до видов со страшными игольчатыми жалами для групповой защиты.

Моя солончаковая пчела умерла с выдвинутым жалом — очевидно, в последней попытке защититься. Оно похоже на крошечную занозу, торчащую из ее брюшка, но под увеличением видно, что жало состоит из нескольких частей, плотно подогнанных друг к другу: центрального стержня с желобком для доставки яда и двух острых ланцетов по бокам, которые проникают в ткани и удерживаются там. Как у подавляющего большинства видов, ланцеты моей пчелы были с ровными краями, словно стилеты цвета янтаря, всего лишь с несколькими мелкими зазубринами возле концов для заякоривания. Это означает, что она могла легко извлекать эту штуковину целиком, чтобы колоть меня еще и еще, и это весьма благородно с ее стороны, поскольку при таком жале «укус» пчелы не слишком болезненный. Энтомолог Джастин Шмидт хоть и не включил род Nomia в свою знаменитую «шкалу силы ужалений» насекомыми, болевые ощущения от укуса родственной ей пчелы сравнил с небольшой искрой, спалившей отдельный волосок на руке.

Большинству пчел, не имеющих крупного гнезда, требующего защиты, достаточно иметь возможность просто иногда дать отпор сопернику или голодному пауку. По настоящему больно жалят лишь представители общественных видов, живущих большими семьями, в гнездах которых находится огромное количество аппетитных личинок, а в некоторых случаях и мед — что делает их привлекательными мишенями для всех, начиная от птиц и заканчивая приматами. У таких видов рабочие пчелы применяют групповую оборонительную тактику[61] для защиты своих гнезд от любых незваных гостей. Имеет значение не только количество яда, но и его состав: белки, пептиды и другие компоненты в смеси делают «укус» пчелы более опасным для потенциальной жертвы. Млекопитающие, к которым относимся и мы, ощущают жгучую боль, к примеру, от разрушающего клетки сердца токсического вещества мелиттина, насекомые же (в том числе другие пчелы) более подвержены влиянию гистаминов.

Медоносные пчелы заслуживают особого упоминания из-за ланцетов жала, оснащенных зазубринами — страшными искривленными зубцами, которые крепко застревают в живых тканях, удерживая жало в теле жертвы. Если пчелу после ее нападения смахнули или она улетела, то жало остается: отрывается от брюшка вместе с ядовитой железой и связанными с ней мышцами, продолжающими перекачивать яд. Соответствующий нервный центр, также являющийся частью этого комплекса, позволяет жалящему аппарату «жить» отдельно от пчелы[62] более минуты — этого вполне достаточно для того, чтобы ввести полноценную порцию яда. Для медоносной пчелы все заканчивается травмой брюшка, не сопоставимой с жизнью, но в масштабах любого отдельно взятого улья с тысячью рабочих особей выигрыш от такой ужасающей обороны все же перевешивает потери в лице нескольких особей. Шмидт берет за образец «укус» медоносной пчелы, принимая испытываемую при этом незабываемую боль за основу при оценке силы «укуса» других жалящих насекомых. Однако наиболее запоминающееся описание этой боли принадлежит бельгийскому нобелевскому лауреату и энтомологу-любителю Морису Метерлинку: «…жгучая сухость, пламя пустыни, проносящееся по пострадавшей конечности, словно эти дочери солнца извлекли совершенный яд из яростных отцовских лучей»