Журнал Q, 2011 07 - [7]

Конечно, жизнь в Москве сильно отличалась от лондонской. И не в лучшую сторону. Я со многим готов был смириться, но не со скукой и лизоблюдством. А это процветало тогда повсеместно, даже в КГБ. Обожал подхалимаж Крючков, принимая его за чистую монету. Однажды я был свидетелем монолога, адресованного шефу одним из холуев. Это звучало так: «Дорогой Владимир Александрович, мне не хотелось идти на вашу лекцию, поскольку не верил, будто по заявленной теме можно сказать хоть что-то новое. Но вы выступали столь блестяще, что я вынужден был взять авторучку с блокнотом и конспектировать каждую прозвучавшую мысль!» Крючков расплывался от счастья, заглатывая наживку. И это типичная ситуация, многие люди падки на славословия. Впрочем, гораздо хуже, что Крючков оказался плохим аналитиком, он не умел просчитывать ситуацию, делать правильные выводы из информации, которой обладал. Это при условии, что Крючков был системным человеком. На протяжении долгого времени он вел собственную картотеку по всем направлениям, темам и проблемам, каждый раз сверяясь с досье перед принятием решений. Это позволяло производить впечатление чрезвычайно эрудированного и разбирающегося в любых вопросах человека, но не уберегло от роковых ошибок. Зато подчиненные восхищались глубиной познаний начальника! Я видел, как Владимир Александрович учил садовника, ухаживавшего за растениями в нашем «лесу» в Ясеневе, окучивать яблони и груши. В роду у Крючкова были немцы, и арийская пунктуальность, видимо, передалась ему с генами…

Из тех руководителей, под чьим началом мне довелось работать в разведке, наиболее сильным был Примаков. Вот у кого компьютер в голове! За глаза мы звали его Академиком. Убежден, именно приход Евгения Максимовича позволил СВР устоять в начале 90-х, хотя вопреки слухам, циркулирующим до сих пор, прежде Примаков не имел отношения к спецслужбам. Он спас тогда разведку, прикрыл своим политическим весом. А время ведь было жуткое, масса народу оказалась полностью деморализована. Но даже тогда мы находили возможность шутить, чтобы окончательно не пасть духом. Помню, сочинили приказ о пополнении внебюджетного фонда разведки, записав в проекте, что в связи со сложным финансовым положением решено открыть обменный пункт валюты в помещении пресс-бюро СВР в Колпачном переулке. Оформили документ по всем законам канцелярской науки, и я отнес его в приемную директора. Примакову дали бумагу на подпись вместе с реальными шифрограммами. Евгений Максимович прочитал наше творение, в задумчивости подошел к окну, почесал затылок и спросил у помощника Маркаряна: «Ты Кобаладзе давно видел? Он в норме?» Примаков решил, что у меня крыша поехала! Говорит: «Ты читал этот приказ? Не пойму, как его завизировали в юридическом отделе?» И тут Маркарян не выдержал, хмыкнул. Евгений Максимович сообразил, что его разводят, и побелел от ярости: «Разыгрывать меня удумали?!» Не говоря ни слова, сел в машину и поехал из Ясенева в Колпачный, чтобы лично разобраться с шутниками. Охранник, сидевший у входа в здание, успел по телефону предупредить меня: «Максимыч какой-то красный, злой». Я выхожу из кабинета и вижу Примакова, за спиной у которого Маркарян показывает: молчи, только молчи! Но у меня-то язык во рту не помещается. Слово за слово, все едва не закончилось моим заявлением об увольнении. И такие эпизоды случались…

Чтобы закруглить разговор о курьезах с участием великих, расскажу два случая, связанных с Горбачевым. Накануне «Бури в пустыне» Михаил Сергеевич встречался в Хельсинки с Бушем-старшим. Я входил в кремлевский пул и вместе с коллегами просидел весь день в баре, ожидая, пока закончатся переговоры. Естественно, к вечеру мы до бровей накачались пивом. И вот объявляют, что скоро начнется брифинг. Я почувствовал, что надо срочно искать туалет, иначе мой мочевой пузырь не выдержит испытания пресс-конференцией. Выбегаю в фойе, а навстречу идут президенты в сопровождении свиты. Не успеваю спрятаться, как меня за руку хватает начальник горбачевской охраны и говорит: «Ты-то мне и нужен». Я ответил, что согласен на все, но ровно через пять минут. Но нежданный собеседник заявил, что время не терпит. И изложил суть проблемы: президентов должен кто-то представить журналистам. У янки это традиционно делает морской пехотинец, который хорошо поставленным голосом гаркает: The President of the United States of America! А у нас такого церемониймейстера не оказалось. «Надо, чтобы ты, Коба, — продолжал горбачевский телохранитель, — объявил выход Михал Сергеича. Внешность у тебя подходящая, внушительная. Опять же на радио работаешь, не запнешься…» Шансов возразить или сбежать не было, меня нежно подхватили под белы ручки и доставили за кулисы, торжественно водрузив рядом с громилой-морпехом. Честно признаюсь: не произносил более тяжелой фразы за карьеру! Дико волновался: как бы ничего не перепутать и не опозориться, но в итоге справился с задачей, произнес положенный текст и… стремглав рванул в туалет. После этого вернулся в зал и не без гордости стал ловить на себе взгляды коллег. Один не выдержал и шепнул: «Теперь понятно, для чего тебя, Коба, включили в пул…» И в Москве меня долго потом еще доставали расспросами, заставляя отшучиваться на тему дебюта на высшем уровне…