Жуков. Маршал жестокой войны - [43]

Все мы прекрасно сознавали, какие трудности переживала наша страна, и все чувствовали, что трудящиеся Советского Союза под руководством нашей партии напрягают все силы для обеспечения своих вооруженных сил всем необходимым для одержания победы над врагом. Но слишком большие потери понесли вооруженные силы с первого дня войны. Чтобы восполнить эти потери, нужно время. Мы понимали, что война, по сути, только начинается, что наша победа в этой грандиозной битве под Москвой, где участвовали войска почти трех фронтов, является переломом в ходе всей войны, что этой победой завоевана передышка, которая нужна как воздух.

Сам враг признал свое поражение и в основном на всем советско-германском фронте перешел к стратегической обороне, правильно оценив, что война в Советском Союзе приняла затяжной характер.

Невольно возникал у меня, у многих других вопрос: почему же наше Верховное Главнокомандование, Генеральный штаб да и командование фронта продолжают бесцельные наступательные операции? Ведь было совершенно ясно, что противник, хотя и отброшен от Москвы на сто с лишним километров, еще не потерял своей боеспособности, что у него еще достаточно возможностей для организации прочной обороны и, чтобы решиться на «разгромный» штурм, необходимо накопить силы, оснащенные в достаточном количестве вооружением и техникой. Всего этого у нас в январе 1942 года не было. Почему же в таком случае мы не используем отвоеванное у врага время для подготовки вооруженных сил к предстоящим на лето операциям, а продолжаем изматывать не столько врага, сколько себя в бесперспективном наступлении? Это была грубейшая ошибка Ставки ВГК и Генерального Штаба. В значительной степени она относится и к командующим Западным и Калининским фронтами, не сумевшими убедить Ставку в несостоятельности наступательной затеи, которая оказалась выгодной только врагу, перешедшему к обороне и готовившему по директиве Гитлера свои войска к решительным действиям в летнюю кампанию 1942 года. Об этом нельзя умалчивать…

Что же нам, командармам, оставалось делать в тех условиях? В первую очередь мы приступили к тщательному подсчету сил и определению возможностей. С прискорбием убедились, что имеющимися силами хорошо бы удержаться на занимаемом рубеже, если противник сам начнет наступать.

Обстоятельный доклад об этом, подкрепленный подсчетами и выводами, был представлен Жукову. Ответ он дал короткий и в резком тоне. Его реакция исключала надежду на то, что там, наверху (фронт, Ставка), поймут, может быть, что наступила пора подумать и о накапливании сил для летней кампании, а не доводить войска, как говорится, до ручки.

А ведь в свое время, проходя военную подготовку, высший командный состав изучал, что всякая военная операция должна основываться на всестороннем и тщательном подсчете сил, средств и возможностей, как своих, так и противника. Это же аксиома. Почему тогда такое правило не соблюдалось теми, от кого зависели замыслы оперативно стратегических операций: Ставкой Генеральным штабом, а отчасти и командованием фронтов?

Об этом нужно говорить, потому что это необходимо для воспитания будущих полководцев и начальников крупных штабов.

СтАлинградская битва

В начале июля меня вызвал к ВЧ Г. К. Жуков. Он спросил, справится ли с должностью командарма Малинин. Недоумевая, я ответил утвердительно. Тогда Жуков сказал, что Ставка намерена назначить меня командующим Брянским фронтом.

– Предупреди Малинина и, как получишь распоряжение Ставки, срочно выезжай в Москву.

Все это меня озадачило. Войсками такого масштаба, как армия, я управлял уверенно и чувствовал себя на месте. Но командовать фронтом?.. Я намекнул было, нельзя ли остаться на армии, но встретил категорический отказ.

Что ж, нужно перебороть свою нерешительность.

Тяжело было расставаться с 16-й армией, с дружным, крепким коллективом. Мы вместе переносили и горе поражений и радость побед. Я знал войска и их командиров, а они знали меня. На войне это имеет большое значение.

Но как ни тяжело, а расставаться пришлось. Я уезжал с мыслью, что и на новом месте люди будут не хуже. От меня самого зависит завоевать их доверие и уважение…

В Ставке я был тепло принят Сталиным. Он в общих чертах познакомил меня с положением на воронежском, направлении, а после этого сказал, что если у меня имеются на примете дельные работники, то он поможет мне их заполучить для укомплектования штаба и управления Брянского фронта. В то время часть войск и аппарата управления Брянского фронта передавалась новому – Воронежскому фронту, который должен был встать между Брянским и ЮгоЗападным. Я назвал М. С. Малинина, В. И. Казакова, Г. Н. Орла и П. Я. Максименко.

Сталин тут же отдал командующему Западным фронтом распоряжение откомандировать этих товарищей. Он пожелал мне успеха на новой должности, велел не задерживаться долго в Генеральном штабе, а быстрее отправляться на место, потому что обстановка под Воронежем сложилась весьма серьезная.

На воронежском направлении и южнее развертывались большие события, и мне в них предстояло участвовать. Я сознавал, что нужно напрячь силы и скорее освоиться с делами нового – крупного масштаба, оправдать доверие партии и правительства. Подробно об этом не расскажешь, но мне крепко запомнился один эпизод. Незадолго до Воронежской операции снова пришлось быть в Москве на докладе у Верховного Главнокомандующего. Кончив дела, я хотел подняться, но Сталин сказал: