Жрица моря - [20]

В итоге мисс Морган Вторая забрала свои скудные сбережения и, подобно множеству других одиноких женщин в годах, оказавшихся в затруднительном финансовом положении, поехала в Европу, где жизнь гораздо дешевле, чем в Англии. Но она захватила с собой Планшетку, а в скорости приобрела и Кристалл; да и Лунный Жрец, очевидно, последовал за ней. В любом случае, дело сдвинулось с мертвой точки, по крайней мере, если не практически, то теоретически.

Затем начали происходить странные вещи. Мисс Ле Фэй, или мисс Ле Фэй Морган — по моим предположениям, ее имя уже должно было звучать именно так, — чувствуя приближение старости, завела привычку путешествовать в одиночестве по странам Латинской Америки, да так, что не каждая юная девушка решилась бы на такое; однако оказалось, что это не дает никаких результатов. Местные щеголи начали изрядно досаждать ей, в особенности после того, как она провела вечер в обществе Планшетки и Лунного Жреца; когда же она взялась за Кристалл, положение дел стало совершенно невыносимым, так что ей приходилось остерегаться на каждом шагу, будто она была юной ветреницей.

Ей понадобилось немало времени, чтобы осознать происходившее, — ведь до тех пор она носила вещи из гардероба старой мисс Морган. Но однажды портной дамского платья, обратив внимание на ее точеную фигурку, предложил ей работу манекенщицы. Она согласилась тряхнуть стариной, а затем вновь вернулась на сцену. По ее же собственным словам, ей никогда не удавалось понять, нравятся ли жителям англо-саксонских стран хрупкие женщины, но на юге Европы — там, где привыкли ценить что-либо просто за то, что оно есть — она была Королевой на празднике Мая. Она была в Аргентине как раз тогда, когда этот праздник начинался; была она в эти замечательные дни и в Мексике, где познакомилась с Диасом; и так понемногу, то здесь, то там (я не расспрашивал ее о подробностях), ей удалось собрать некоторую сумму, которой вместе с доходом от недвижимости вполне хватало, чтобы избавиться от необходимости работать. Перебравшись в Лондон, она поселилась в квартирке, устроенной на месте сеновала (где ее впоследствии обнаружил Скотти), и с жаром продолжила свою деятельность. Нечего и удивляться тому, что Скотти, потомок гэльских горцев, испугался, увидев ее сеновал, — ведь именно там она проделывала свои трюки.

Так обстояли дела; потом деньги полились рекой, и она увидела, что наступил подходящий момент для воплощения в реальность ее идеи. Однако она обнаружила, что Скотти находился под жутким влиянием своего кальвинистского сознания, так что ему было практически невозможно объяснить то, что она объяснила мне, а ей обязательно нужно было объясниться с кем-нибудь из нас. Зная моего старика, она подумала, что я должен быть слеплен из другого теста, чем Скотти, и решила попробовать, надеясь на успех. Она рассматривала земельную собственность с позиции своих грядущих планов, а я, сам того не зная, оказался на ее пути.

— А сейчас вы мне верите? — спросила она после всего.

— Да, — ответил я, — верю, потому что если бы вы лгали, то придумали бы что-нибудь получше, чем это.

Потом Салли принесла мой чай; увидев, что я не один, она остановилась, как громом пораженная. Она секунду-другую в замешательстве покрутилась по комнате, не зная за что взяться; с ней было нелегко, ибо, как я уже говорил ранее, даже годы не могут убить в женщине женское начало. Как бы там ни было, она решила, что обходительная леди поднимет мое настроение, и любезно принесла еще одну чашку чая и несколько бутербродов. Я был ей искренне признателен за это, потому что если бы Салли была менее сообразительной, у нас бы не было возможности такого совместного чаепития.

Глава 8

Мы договорились: как только я встану на ноги, я сразу же позвоню мисс Ле Фэй Морган в гостиницу, с тем, чтобы отправиться в экспедицию на поиски домов. Поверите ли — уже на следующее утро я был здоров, как бык, вопреки моему обычному трудному процессу выздоровления. Однако я некоторое время оставался в постели, чтобы поразмыслить обо всем в тишине. И мне действительно было о чем задуматься.

Очевидным было одно из двух: либо мисс Морган говорила мне правду, либо она мне лгала. А что если она все-таки лгала? Хедли уже предупреждал нас, что не стоит вмешиваться в чужие дела. По его мнению, это уберегло бы нас от больших неприятностей, если таковым суждено было случиться. В любом случае, лучше было рассуждать о возможных неприятностях, чем тревожить осиное гнездо. В результате мы могли рассчитывать в лучшем случае на дурную славу, почти наверняка потеряв свое дело. Последний аргумент относился к Скотти, и тот вынужден был спрятать поглубже свои подозрения. В худшем же случае судья мог вправить нам мозги уже во время судебного процесса — и эта мысль была гораздо хуже даже той, что мисс Морган Третья была убийцей мисс Морган Второй. Никому не хотелось попасть из-за этого за решетку. После этого Скотти немного приутих, хотя ранее он всегда превращался в огнедышащий вулкан, едва заслышав имя мисс Морган, какой бы по счету она ни была, — он считал, что она очень и очень плохо влияла на мою мораль. А что до спиритизма, в котором он вскоре начал подозревать нас обоих — хотя я клялся ему, что мы занимались археологией (мне пришлось ему кое-что рассказать, чтобы заставить его замолчать), — то он считал это занятие еще более пагубным для души, поскольку заниматься спиритизмом было неестественным, хотя цветущая пышным цветом аморальность была вполне естественна. Так или иначе, оба эти соображения заставляли Скотти скорбеть, так что мы старались говорить об этом как можно реже.