Жребий викинга - [99]

Но прежде чем эта аудиенция состоялась, Гаральд предстал перед крытой колесницей[88] императрицы Зои.

— Вас, принц, уже уведомили, что император решил лично взглянуть на своего героя? — спросила она, оставаясь в колеснице.

— Уведомили.

— Он подозревает, что мы небезразличны друг другу, но вряд ли решится намекнуть об этом.

«Небезразличны друг другу?!» — мысленно повторил Гаральд и так же, мысленно, ухмыльнулся. Никаких особых чувств к этой женщине он не питал, разве что — некоторое уважение, которое обычно проявлял ко всякой особе королевского монаршего рода. По существу — к любой.

— То есть приглашает меня василевс вовсе не для того, чтобы вызвать на дуэль?

— Вы правильно сделали, что приказали провезти перед его причаленной галерой целый обоз своих трофеев, они не могли не впечатлить императора.

— Хотелось бы верить, что и вас они тоже впечатлят, — загадочно улыбнулся Гаральд и движением руки приказал подойти двум норманнам, которые, прежде чем двинуться с места, сняли с крытой повозки небольшой сундук.

Поставив сундук у ног императрицы, они открыли его. Гаральд обратил внимание, как, при виде жемчуга, золотых и серебряных перстней, серег и пряжек широко раскрылись от восхищения глаза Зои. Она запустила руку в сундучок, пропустила сквозь пальцы несколько жемчужин и влюбленно взглянула на юного принца.

— Теперь это случается так редко, чтобы кто-либо столь щедро пополнял императорскую сокровищницу, чтобы кто-нибудь заботился об империи. В основном все пытаются запустить в нее, уже основательно опустевшую, свои руки, чтобы как можно больше набрать в них.

— Пусть служит вам утешением то, что точно так же ведут себя чиновники и полководцы всех прочих империй, — заметил Гаральд, и повелительница обратила внимание, как этот юный витязь окреп и возмужал за время своих морских походов. И как — хотелось верить — во время этих рейдов он помудрел.

— Наследный принц прав, — подтвердил стоявший чуть в сторонке от Гаральда конунг Гуннар. — Мы это знаем по казне Норвежского королевства. И если бы эта казна…

Встретившись с тяжелым, осуждающим взглядом командира, Гуннар не завершил свою мысль и умолк.

— Это мой подарок лично вам, императрица, — вернул себе инициативу начальник прибрежной стражи. — Причем не в ущерб имперской казне, ибо все, что подлежит передаче в ее сокровищницу, находится на обозных повозках, которые вы уже видели.

— Вы поступили правильно, — кивнула императрица. — Вам нужна моя помощь?

— Нужна. Как вы помните, я никогда раньше не обращался к вам ни с какими просьбами…

— Только потому и не обращались, что мне удавалось вовремя предугадывать их, — с холодным цинизмом напомнила повелительница. — Но говорите, говорите… Хотя эту вашу просьбу тоже предугадать было несложно. Теперь вы озабочены тем, как бы часть добытых вами в боях ценностей вывезти за пределы империи.

— Речь идет о части моих трофеев, — поспешно объяснил Гаральд, забыв оценить прозорливость этой дамы.

— Разве кто-либо смеет усомниться в этом? — высокомерно поинтересовалась императрица.

— Пока никто, но…

— Если понадобится мое скромное заступничество в этом деле перед василевсом, то вы его получите.

И впервые Гаральд подумал о том, что как же трудно императору, не говоря уже о чиновниках, общаться с этой мудрой, как наскальная змея, женщиной.

— Мне действительно хотелось бы переправить в Киев такой же сундучок ценностей, причитающихся лично мне. Со временем эти ценности понадобятся, чтобы организовать поход в Норвегию.

— Кроме того, вам хотелось бы удивить кое-какими подарками юную княжну Елисифь, — мило улыбнулась Зоя. — Да не тушуйтесь вы так, не тушуйтесь, — подбодрила его эллинка. — Я сказала это не из ревности.

— Скорее, речь может идти о подарке ее матери, великой княгине Ингигерде, которая приходится мне тетушкой, — ответил Гаральд, не снисходя до того, чтобы выяснять: если повелительницу нельзя заподозрить в ревности, то для чего она напомнила ему о Елисифи?

— А также о подарке князю Ярославу, — добавила Зоя, пытаясь произнести эти слова так, чтобы принц не уловил в них ни тени иронии.

— Дань уважения к правителям, которые меня приютили.

— Вот видите, как легко мы понимаем друг друга, — снисходительно улыбнулась повелительница. — О нас с вами библейским предостережением «свой своя не познаша» не выскажешься, поскольку это действительно не о нас.

Однако это всего лишь вежливая отговорка, в то время как Гаральду хотелось знать, чем конкретно, а главное, каким образом императрица собирается помочь ему. Свое «благодарю» он, конечно, процедил, но продолжал терпеливо ждать разъяснений.

— Увы, мой принц, в эти минуты вам не придется услышать того, на что вы рассчитывали. Но за то время, пока вы будете обмениваться словами вежливости с императором, я попытаюсь подумать над вашей просьбой. Не исключено, что встретимся сразу же после аудиенции. Словом, вас уведомят, где и когда.

— Вы удивительно добры ко мне, повелительница, — проговорил он фразу, которой обычно местные чиновники оценивали любой снисходительный взгляд императрицы. Но это «вас уведомят, где и когда…» его не вдохновляло. Юношеская пылкость, конечно, не раз обращала его память к любовным игрищам в императорских термах, которыми правительница щедро одарила его во время первой же встречи, превратив ее в любовное свидание. Тем не менее ему очень не хотелось бы, чтобы и предстоящая встреча происходила там же и в том же духе.