Жребий окаянный. Браслет - [90]

– Это какое же? – Прозоров хитро прищурился. – Поделись, ежели не очень большая тайна. Ты ж знаешь, я только зерном занимаюсь, так что никак тебе не помешаю.

– Ну… Тайны великой в том нет. Во-первых, судебную виру надо выплачивать Земству. А это десятая часть всего достояния Митряевых…

– Это ты брось, Михайла, – перебил его Прозоров. – Неужто в действительности собираешься десятую часть платить? Суд ведь тебя же ответственным и назначил. Даром, что ли, я Прова упрашивал? Заплатишь им тысяч десять – двенадцать, и будет с них. Никто за тобой все митряевское хозяйство перепроверять и пересчитывать не будет.

– Хорошо, – охотно согласился Валентин. – Так и поступлю. Спасибо вам, Гурьян Гурьяныч. Хоть одна забота с плеч долой. Но есть и во-вторых. Я с Асеем-менялой договорился деньги ему в рост дать.

– Ты ему? – поразился Прозоров. – Обычно купцы у менял деньги на дело берут, а у тебя все наоборот.

– Ну да, – согласился Валентин. – Я ему сто тысяч даю, а на них за год набежит четыре тысячи росту.

– Зачем тебе это? Митряевское дело с тех же ста тысяч даст в пять – семь раз больше.

– Да, но… Я же всю зерновую торговлю сворачиваю и вам продаю, а семье на что-то жить нужно. Я прикинул, что им четырех тысяч в год хватит за глаза.

– Им? А тебе?

– Я, Гурьян Гурьяныч, собираюсь покинуть Ярославль. Все остальные наличные, что удастся выручить от продажи зерновой торговли, я с собой заберу.

– Ох… Это на что ж ты, Михайла, такие деньжищи потратить хочешь? Ведь, я так прикидываю, митряевская зерновая торговля на полмиллиона тянет!

– Правильно прикидываете, Гурьян Гурьяныч.

– И зачем же тебе столько денег сразу?

– Я, Гурьян Гурьяныч, царя перекупить хочу.

– Что-о-о?! – Недочищенное яблоко выскользнуло из рук Прозорова, шлепнулось на ковер и закатилось под стол. – Царя? З-зачем?

Нужное впечатление на собеседника было произведено, в результате чего собеседник пришел в соответствующее психоэмоциональное состояние. Теперь можно было начинать разговор по существу.

– У меня есть друг, Гурьян Гурьяныч. Он испанский дворянин. Человек опытный. И по миру попутешествовал, и не в одной войне участие принял. Когда я его спросил, что же его привело на Русь, зачем он сюда приехал, то он ответил: «Где бы я ни был – везде одно и то же. В результате – людские страдания, разорение хозяйства и война, бесконечная война. Приехал я на Русь, чтобы увидеть царя, пасть ему в ножки и рассказать всю правду, а также спросить, почему же его непобедимые орды не пронесутся по Европе, сметая изменников-еретиков? А когда приехал сюда, то узнал, что молодой царь закрылся от всех в Александровской слободе, окруженный теми же самыми еретиками. Ничем наш царь не управляет, а дела все идут сами по себе. И все это на пользу только чертовым еретикам». Вот что говорит мой друг, Гурьян Гурьяныч. И я с ним согласен. Если мы не изменим это положение, то скверно будет всем.

– Не нашего, не купеческого ума это дело, Михайла. Наше дело – торговать и налоги и пошлины государству платить. Вот в чем наша польза для государства. – Прозоров сказал как отрезал. Теперь он уже не считал, что каждое задуманное Михайлой дело обречено на успех. Парень он, конечно, интересный, необычный, но, как только что выяснилось, и он ошибаться может. Если собирается утопить в болоте все состояние Митряевых, скатертью дорога, но в этом он ему не помощник. И уж тем более не соучастник.

– Гурьян Гурьяныч, – вкрадчиво начал свою речь Валентин, – я понимаю, что в государстве каждое сословие свою роль играет и свою ношу несет. Крестьянин всех кормит. И это его главное предназначение. Купец и мастеровой товар привозят и торговлю налаживают, чтоб обмен товарами, здесь произведенными и иноземными, осуществлялся. Чтобы нигде ни в чем недостатка не было. Духовенство о душе нашей печется. Бояре, дети боярские и дворяне царскую службу несут. В мирное время советом или как государь поручит, а в военное – саблю в руки берут и на коня садятся. Есть в нашей стране еще одно сословие. Это казаки. Те вообще только воинскую службу несут и в военное, и в мирное время. И так было на Руси испокон веков. Правильно?

– Правильно, – согласился Гурьян Гурьяныч. В голосе его уже сквозил холодок. Уж не собрался ли этот мальчишка его жизни учить?

– Но из того, что так было раньше, вовсе не следует, что так будет всегда. – Жизни учить Прозорова Валентин не собирался, а вот прочесть небольшую лекцию о разных стадиях и фазах развития феодализма хотел, но вовремя уловил изменения в тоне хозяина. Гурьян Гурьяныч, похоже, напрягся, а его симпатия к гостю мгновенно улетучилась. Валентину пришлось вносить поправки в задуманную речь по ходу дела. Прозоров человек практический. А что для такого человека может быть более доказательным, чем примеры из реальной жизни? – Вот, например, я слышал, что раньше, лет двадцать – тридцать назад, торговля, не в пример нынешней, куда лучше была. Так, Гурьян Гурьяныч, или врут люди?

– Почему ж врут? Так оно и было.

– Наверное, Гурьян Гурьяныч, из-за войн постоянных, что в Европе начались. Верно?

– Верно. – Льдинки, зазвеневшие было в голосе Прозорова, растаяли. Мальчишка, получается, вовсе и не собирался учить солидного купца жизни, как показалось Гурьяну Гурьянычу. Наоборот, хочет, чтобы Прозоров с ним своим жизненным опытом поделился. – Я-то только в отрочестве застал те золотые времена. А потом все хуже и хуже торговля с каждым годом делалась. А началось все с Лютера проклятого. Хотя сам-то Лютер, наверное, и не думал, что дело его к смуте приведет. Он лишь порядка и правды для церкви искал. Уж больно попы там, в Европе, оскоромились. Да что там оскоромились… Оборзели совсем, так вернее. Торговля отпущением грехов – это самое невинное из того, что они делали. Вот Лютер и выступил против этого. Народ простой его поддержал. А тут и тамошние князья с боярами сообразили, как это для своей пользы приспособить. Не хочешь имперскую дань платить? Объявляй себя лютеранином, верховную власть не признающим, и не плати. А следом за князьями и герцогами и короли европейские стали на сторону поглядывать – а не объявить ли себя независимыми от государя нашего? Вот и начала междоусобица разгораться. Тех, кто верен Империи, против тех, кто самостоятельности захотел. Причем сегодня воюют, а завтра договариваются. Сегодня какой-нибудь князь на одной стороне воюет, а завтра – на другой. А для простого человека это – самое худшее. С одной стороны пришли, ограбили. Смотришь, завтра с другой стороны идут те же самые и опять грабят. До того дошло, что отряды воинские в разбойничьи шайки превратились.