Жребий - [63]

Вдруг он услышал какой-то грохот. Потом последовал отборный мат. Тимофей Сергеевич приподнялся: мужик лежал у самой воды навзничь и, тяжело кряхтя, пытался встать.

— Сейчас свалишься в воду! — заорал Нетудыхин. — Не двигайся!

Тимофей Сергеевич быстро вскарабкался наверх, добежал до места, откуда мужик начал свое неудачное схождение, и с обезъянней ловкостью спустился к нему. Тот лежал на самом краю обрыва, устремив глаза к безоблачному небу, скрипел зубами. Несло от него перегаром.

— Живой, целый?

— Ногу, блядь, подвихнул! А может, и сломал: что-то хрустнуло.

— А ну-ка пошевели ей.

— Я уже шевелил.

— Ну и что?

— Пиздец правой ноге!

— Подожди — пиздец. Может быть, ушиб сильный. Давай руку и потихоньку попробуем подняться. — Нетудыхин уперся в каменистый выступ. — Давай, поехали, поднимаемся!

Мужик закряхтел и с трудом, но поднялся.

— Так. Теперь надо как-то наверх выкарабкаться. Обнимай меня за шею. Попробуем.

— Не торопись, — сказал мужик. — Дай к боли попривыкнуть. Не на свадьбу спешим… Ну, блядь, надо же! Войну прошел — нигде ни единой царапины. А тут, на родном пруду, — ну, блядь!

Кому адресовалось это "Ну, блядь!", трудно сказать. Тимофей Сергеевич почему-то подозревал, что мужик был возмущен нелогичностью действий Всевышнего. Но это могло быть и просто словосочетание, так к месту и не к месту употребляемое русским народом. С полной уверенностью можно было утверждать лишь одно: никоим образом оно не относилось к той категории женщин, которых народ означил этим презренным словом.

Стали подниматься. Был момент, когда оба могли рухнуть в воду. Однако удержались и прошли первые три шага. Мужик скрежетал зубами. С передышками через некоторое время вылезли на площадку.

— Ну, — сказал мужик, — как я теперь домой доползу? Может быть, на удочках?

— На такси, — сказал Нетудыхин.

— Смеешься? Полезь удочки достань!

В момент падения мужика удочки отлетели в сторону и теперь валялись на склоне. Тимофей Сергеевич спустился и принес их.

Мужик попробовал использовать удочки в качестве опоры — ничего не получилось. Дикая боль его пронзила, и он заорал благим матом.

— Да, — сказал Нетудыхин, — дело дрянь. Придется мне тебя тарабанить на горбу.

Спустившись к своему месту, Тимофей Сергеевич вытащил из воды свои снасти, уложил их на склоне и поднялся наверх.

— Давай, — сказал он, — рулюй. Такси подано. Ложись мне на спину.

Мужик мрачновато посмотрел на Нетудыхина и сказал:

— А может, мы как-то так дохромаем до деревни? Я живу здесь недалеко, с краю.

— Так мы до вечера будем шкандыбарить. Я тебя быстрее на спине донесу. Что там у тебя веса, 48 килограмм с тряпками.

— Не 48, а 60, - обидчиво сказал мужик.

— Бери удочки и поехали. Время дорого. — Низко нагнувшись, Нетудыхин подставил ему спину. — Ну! — Тому ничего не оставалось, как повиноваться.

Мужик оказался каким-то неудобным. Он сползал у Нетудыхина всю дорогу на правую сторону, и всякий раз, когда Тимофей Сергеевич его вскидывал, орал:

— Тихо ты! Это ж тебе не дрова!

— Дрова! — отвечал Тимофей Сергеевич. — Где ты взялся на мою голову?

— Это я взялся?! — Взъерепенился мужик. — Это ты мое место занял! Я бы там не упал. Я там сотни раз лазил. Даже с нашей деревни его никто не занимает, потому как знают — это мое место, Зайцево.

— А что на нем, написано, чье это место?

— Не написано. Но место мое. И мною вчера закрышенное.

— Ты сейчас договоришься! — угрожающе сказал Нетудыхин. — Сброшу на хрен и ползи сам. Добирайся хоть по-пластунски.

— Не сбросишь, — заявил нахально мужик. — Раз уж взялся, доводи дело до конца. Я заплачу.

— В каком смысле? — удивился Нетудыхин.

— Ну, налью стакан. Да и бутылки не жаль за такие труды, чего там.

— Ты что?! — возмутился Нетудыхин и резко спустил мужика. Тот заорал. — Да я же тебя пожалел! А ты мне бутылку предлагаешь. Ты не христианин.

— Христианин! Вот те крест, христианин! Иначе бы и бутылку не предлагал.

— Ползи дальше сам, — сказал Нетудыхин. — Я погляжу, как это у тебя получится.

Он достал сигарету и закурил.

— И-и-и… Тебя как зовут? — спросил мужик.

— Тимофей.

— А по отцу?

— Сергеевич.

— А меня Василий Акимович. Вот, видишь, познакомились. Ну кури, кури, не нервничай. Доберемся как-то. Слушай, елки-палки, а ты мотоцикл не водишь?

— Вообще ничего не вожу.

— Жаль. Во дворе у меня стоит мотоцикл с коляской. Сейчас бы сюда приехал и через пару минут — мы дома.

— Давай поднимайся, — сказал недовольный Нетудыхин, несколько успокоившись и поняв, что он действительно не может бросить человека вот так, в беде. — Склон придется брать в два приема. Ты как будто и не тяжелый, а на-гора тебя нести будет трудно.

Двинулись. Тимофей Сергеевич шел ритмично, глубоко дыша, и уже на середине склона сообразил, что останавливаться ему не стоит, сил, пожалуй, хватит до верха. Василий Акимович на этот раз притих и не раздражал его своими репликами. По опыту крестьянина он знал: если лошадь потянула груз внатяжку, мешать ей не надо.

Преодолев склон, Нетудыхин спустил мужика и опять закурил.

— А что у вас здесь водится в пруду? — спросил он свою ношу.

— Все водится, — отвечал Василий Акимович. — Карась, тарань, красноперка, судак. Карп должен днями начать клевать. Рыбы — море. Ловить некогда.