Жребий - [5]

— Сюда, пожалуйста, — сказал Нетудыхин, указуя на дверь своей комнаты. Незнакомец кивнул головой.

Войдя в комнату, он внимательно осмотрел ее и без приглашения плюхнулся в кресло.

— Так вот, каково ваше обиталище, — то ли с удивлением, то ли с разочарованием сказал он.

— Да уж, какое есть, — сказал Нетудыхин как-то неопределенно. Потом, помолчав, сухо спросил: — С кем имею честь?

— То есть как? — вскинул вверх свои дугообразные брови незнакомец. — Вы не помните, кто я?!

— Весьма смутно, к сожалению, — сказал Нетудыхин, заметно побагровев.

— Ну, любезный, вы меня удивляете. Я же вам еще в прошлый раз представился, кто я. Или вы меня боитесь, если боитесь? Не надо бояться. Дело житейское. Впрочем, в прошлый раз вы вели себя достаточно бойко.

Нетудыхин еще раз с величайшим раскаянием подумал о том злополучном вечере.

— Так вы что, — спросил он в изумлении, — в самом деле Сатана?!

— Дорогой мой, — сказал гость, — вы так это трагически произносите, как будто перевернулась Вселенная.

— Но я был пьян!

— Я тоже с вами немного выпил.

— Но я был в стельку пьян! — сказал Тимофей Сергеевич, налегая особенно на стельку.

— Это не меняет сути дела, — сказал Сатана.

Наступило долгое молчание. Усилием воли Нетудыхин осадил подпирающий к горлу комок и сел за письменный стол. Он понял: дело здесь гораздо серьезнее, чем он предполагал, и так, на арапа, ему от Сатаны не отвертеться.

— А я не верю! — сказал он. — Я в вас не верю! Нет вас, нет!!!

— То есть, как это меня нет?!

— А так: нет — и крышка!

— А вы есть?

— Я — есть!

— Неслыханное нахальство! И никакой логики! Послушайте, если меня нет, то вас тогда нет и подавно.

— Это почему же?

— Потому что мы дети одного отца. Но я — старший.

— Вы имеете какое-то отношение к моему отцу?

— К Богу, Тимофей Сергеевич, к Богу! Или вы и Бога отрицаете?

— Вообще-то, я человек атеистического воспитания. Но возможно, Он есть.

— Ага, значит, Бог все-таки есть. И вы есть. А меня нет.

— Нет. То есть вы есть, в сказках там, в фольклоре всяком, но не на самом же деле. — Тимофей Сергеевич никак не мог освоиться с мыслью, что Сатана существует реально.

— Да какой там фольклор, — сказал Сатана, — когда я вот сижу и беседую с вами!

— А где же ваши рога? Где копыта? Где остальные атрибуты? Вы, правда, подхрамываете малость, и лысина у вас имеется небольшая…

Сатана громко захохотал.

— Вот это уже поистине настоящий фольклор! Вы же интеллигентный человек, Тимофей Сергеевич! Ладно, если вы так настаиваете, хотя я к этой маске уже давно не прибегаю, я могу преобразиться в свой средневековый вариант. Отвернитесь на секунду, пожалуйста.

— Ну да, — сказал Нетудыхин, — а вы мне по голове чем-нибудь тяпните! Не надо! Оставайтесь таким, каким вы есть. Оно, может, и к лучшему.

— Тогда согласитесь со мной, что я есть. А личина моя — дело второстепенное.

— Допустим, что вы есть. Допустим.

— Нет, не допустим, а есть по-настоящему! Это важно. Мое существование абсолютно, ваше — относительно и временно: сегодня вы есть — завтра нет. Пшик — и нет! Один только бугорок земляной над вами…

— Но-но-но, полегче! А то вы еще как булгаковскому Берлиозу оттяпаете мне голову преждевременно. Я согласен: пусть будете вы есть, — сказал Нетудыхин как-то не по-русски. — Но что вы от меня хотите?

— Это уже другой разговор, — сказал Сатана. — Здесь я слышу голос разума. Самую малость, Тимофей Сергеевич, сущую малость. То, что иные делают и без моей просьбы. Я хочу, чтобы вы помогали мне в осуществлении моей миссии.

— Нет, это у меня не получится, — заявил категорически Нетудыхин. — Я приверженец Добра. Вы же занимаетесь не тем.

— Ну, уж прямо, идейный воитель! Не торопитесь, Тимофей Сергеевич, не торопитесь. Надо еще разобраться сначала, что есть Зло и что Добро. Зло имеет перед Добром в жизни свои колоссальные преимущества. А уж что до удовольствия, которое получаешь, творя его, — так куда там этому сопливому Добру! Верьте мне, я на этом деле дохлую собаку съел, и не одну.

— Нет-нет, — сказал Нетудыхин, как бы даже отодвигаясь от чего-то, — у меня это не получится. — И робко заглянул Сатане в глаза.

По-кошачьи серо-зеленоватые, они наводили ужас своей жуткой бездонностью.

— А вы попробуйте, — сказал Сатана, — дело покажет. Постажируетесь малость, подучитесь. Я вас подстрахую, дам любую консультацию в случае какого затруднения. Не Боги же горшки обжигают…

— Но почему я? Почему вы избрали именно меня? Я не хочу творить Зло! — почти по-детски капризно возразил Нетудыхин. — Кто я такой? Учитель обыкновенный. Подумаешь, фигура!

— Э-э, Тимофей Сергеевич, не прибедняйтесь излишне, не надо. Я другого мнения. А почему на вас выбор пал, это мой секрет. Другой сам к тебе в объятия лезет, а не подходит. Тут люди особого склада нужны. И зря вы артачитесь, что не фигура. Лиха беда начало. Сделаем фигурой. Для нас — это плевое дело. Подвинем вас вверх по социальной лестнице. Все в наших руках. Не волнуйтесь. И над кадрами мы думаем. Как не думать? Думаем. Но при таком вот наиве, в котором вы пребываете сейчас, скажу вам честно, большое дело начинать никак нельзя. Нужна школа, выучка. А уже потом — позаботимся и о масштабах. Тут, Тимофей Сергеевич, когда имеешь отношение с таким тонким материалом, как Зло, надо опираться на профессиональные навыки. Хотя, конечно, и чутье, и интуиция в нашем деле вещи важные. Где-то там чуть-чуть передавил и — бац! — Зло твое не состоялось как Зло. А это уже ошибка непростительная.