Жребий брошен - [71]

– Тебе говорят, отправляйся к германцам, для того и разбудили, – сказал Лаберий.

Многие из присутствующих захохотали и стали дергать Меттия во все стороны, крича:

– Отправляйся, отправляйся к германцам!

– Ведь ты этого хотел!

– Ведь ты не дальше, как нынче утром, хвастался, что водил с Ариовистом хлеб-соль по-дружески.

– Ты говорил, что можешь уговорить его сделать все, что хочешь.

– Любимец Ариовиста. Ха, ха, ха! Отправляйся же к твоему патрону!

– Что вы, господа, привязались ко мне? – жалобно и сердито отвечал Меттий.

– Марк Меттий, ты действительно посол Цезаря, – сказал Валерий серьезно, протолкавшись к декуриону и положив ему свою руку на плечо. – Медлить нечего… пойдем!

Меттий испуганно уставился глазами в лицо Валерия, сомневаясь, не снится ли ему этот строгий принцепс.

– Меттий, опомнись, проснись! – продолжал Валерий. – Ты знаешь, что я не шучу.

– Ты, принцепс, здесь… что же это такое?! И ты говоришь мне…

– Пойдем к германцам!

– Стало быть… это… правда?

– Ну, да… правда… пойдем! – воскликнул Валерий уже нетерпеливо.

Гримаса, которая изобразилась в эту минуту на лице декуриона, не поддается никакому описанию! Эта гримаса сделала его и смешным и жалким до того, что вся молодежь опять накинулась на него с хохотом и сочувствием.

– Бедный Меттий! – кричал один. – Вместо того, чтобы накормить обедом, Ариовист, пожалуй, велит тебя самого зажарить на обед богу войны.

– Написал ли ты завещание? Не хочешь ли написать сейчас? – приставал другой.

– Здесь есть чернила и бумага… мы все свидетели…

– Назначь меня твоим наследником!

– Завещай мне твоего богатого дядюшку!

– Мне – дедушку!

– А мне хоть троюродную тетку!

– А мне хоть старую коробку, где у тебя лежат бритвы… Ты хвастался, что эту коробку тебе Ариовист подарил.

– Зачем… Цезарь… назначил… меня?! – с расстановкой проговорил Меттий, приложив указательный палец правой руки ко лбу.

– Потому что ты после Валерия всех достойней этой великой чести и милости, – ответил Аристий.

– Милость… честь… хороша честь! – злобно сквозь зубы процедил Меттий, глядя в пол.

– Да ведь ты же утром вызывался… хвастался… это было при Антонии в таверне Адэллы. – заявил Лаберий.

– При Антонии… этот Антоний-то, верно, всему и есть причина?

– Конечно… он услышал, что тебе хочется к Ариовисту, ну и услужил тебе.

– За все-то мое усердие да к германцам?!

– Ты сам хотел.

– Сам хотел… я не хотел… я только говорил, что кабы меня послали, то…

– То ты сделал бы, чего самому Цезарю не придумать… ну вот и делай твои чудеса… счастливого пути!

– Антоний… провалиться ему сквозь землю в преисподнюю и сквозь преисподнюю на антиподы неведомые! – выругался Меттий и нехотя побрел вслед за уходившим принцепсом.

– Пейте, друзья мои и товарищи, не забывайте меня, простите, если я чем-нибудь оскорбил вас… Прощайте! – сказал Валерий с поклоном, положил на стол горсть золота, и вышел из таверны.

Фабий догнал и обнял друга, уговаривая не ходить на верную смерть с уверением, что все, и аллоброги и римляне, станут умолять Цезаря изменить это распоряжение, потому что несмотря ни на какие посольства, война с Ариовистом неизбежна, и смерть Валерия при таких обстоятельствах не принесет пользы.

Как все отчаянные и притом неопытные рубаки, Фабий не понимал дипломатии – не понимал, зачем непременно нужен предлог для войны. По его мнению, можно было просто ударить на германцев всем войском без всяких предлогов, довольствуясь тем, что Ариовист уже оскорбил Цезаря при свидании высокомерной речью и нападением конницы. К чему же тут лишняя жертва, чтобы иметь предлог для мщения?

Молодой принцепс хладнокровно перебил горячую речь сотника.

– Ты судишь так… другие иначе, – сказал он, – полно горячиться и плакать, Фабий!.. Мы не женщины и не дикари.

– Лучше бы Цезарь послал меня!

– Придет и твой час, друг мой. Я должен быть жертвой… я избран… этого довольно, и я иду без колебаний. Если погибну, вскрой мое завещание и выполни последнюю волю… Ты тогда ее узнаешь.

– Антоний! Разбойник!

– Зато он славный молодец на пирушках… по твоему мнению.

– Я его теперь ненавижу!

– Не за что. Кого-нибудь надо же было послать… Он предложил меня… если бы между нами не было прошлых неприятностей, он предложил бы другого. Не все ли равно?! Прощай, Фабий!

Валерий ушел, а Фабий вернулся в таверну. Невесело пилось среди компании весельчаков на золото меланхолика. Они пили далеко за полночь, забыв Меттия, но толкуя об уехавшем принцепсе с сожалением, точно справляя по нему заживо похоронную тризну.

Глава XII Вероломство германского конунга

Неприветна была холодная осенняя ночь, а еще неприветнее голая, разоренная войной степь, где лишь белели во мраке человеческие кости, брошенные без погребения, забытые, неоплаканные, да выли волки, чуя скоро новую добычу. Моросил мелкий дождик; резкий ветер качал и гнул кое-где росшие одинокие березы, обрывая с них последние желтые листья.

Ранняя северная осень уже давно наступила.

Путникам, ехавшим во мгле тумана и туч, из-за которых не виднелось ни одной звездочки, не найти бы дороги к цели своего назначения, если бы один из них не был из того сорта людей, что видят без глаз и слышат без ушей, воспринимая все окружающее чутьем, похожим на собачье, развитым у них вследствие их навыка и ремесла.