Жребий брошен - [8]

— Извините, а можно потише? — вежливо попросил нас какой-то пучковато-бородатый мальчик, сидевший впереди нас. Не иначе в родне у него были гномы… но если и были, то только в очень и очень дальней.

— Можно, можно, — закивали мы.

Мальчик еще раз подозрительно зыркнул в нашу сторону, но все-таки отвернулся, видимо удовлетворившись этим обещанием.

Действие развивалось дальше. Сердобольный монах, пожалев соотечественника (еще бы!), предложил ему разделить скромный ужин: зерна, лепешки и воду. Подумав, он заботливо прибавил, чтобы борайкос поторопился, а не то еда остынет и сделается малосъедобной.

— Интересно знать, что именно остынет? — прошептала эльфийка.

Я пожала плечами:

— Зерна. Они были кофейные.

Верблюд, которому поесть не предложили, был счастлив и так: наверное, благодарил свои верблюжьи небеса за прекращение психической атаки. Борайкос же с монахом, который и не такое видал, вкушали еду; по ходу ужина выяснилось, что эти двое приходятся друг другу родными братьями, а монаха, оказывается, звали Саулом. В принципе я и без того была уверена, что они родственники — у обоих были странные пристрастия в одежде.

Путник мирно вкушал со вновь обретенным родственником еду, когда снаружи вдруг послышался жуткий рык. Я опрометчиво приписала его верблюду; но нет, секундой позже автор оговорил, что верблюд издавал отчаянное ржание.

Мы с эльфийкой уткнулись кто в платочек, а кто в ладонь.

Как оказалось, на верблюда напал лев. Героическое животное отчаянно защищало свою жизнь — это, видно, был боевой верблюд, привыкший сражаться и за хозяина, и за себя. Нестандартному, так сказать, борайкосу — нестандартного верблюда. Ржание, наверное, было призвано окончательно смутить невезучего хищника и посеять в его сердце некоторое сомнение: а оно тебе надо, связываться вот с этим непонятным? Когда же из шатра выскочил верблюдов хозяин, в чалме и с саблей наперевес, несчастный лев окончательно потерял разум. Я в принципе отлично его понимала: мало того что верблюды ржут, так еще и борайкосы бегают практически в чем мать родила. С боем лев кое-как прорвался на волю, при этом поранив борайкосу плечо.

— Молодец, — хором прокомментировали мы с эльфийкой. Знакомец смолк. Зал зааплодировал; жюри восхищенно переговаривалось между собой.

— А ты, девочка, тоже со стихами? — вдруг спросила эльфийка. — Или с прозой?

— Я вообще-то с Полин. — Для пущей убедительности я кивнула на хлопающую в ладоши алхимичку. — Вроде как моральная поддержка.

— Вот как, — улыбнулась эльфийка. — А ты почему ничего не пишешь?

Я хмыкнула:

— Слишком люблю стихи, чтобы писать их самой.

— Интересная точка зрения, — помолчав, заметила эльфийка. — Как тебя зовут?

— Яльга Ясица, — легко представилась я. — Адептка Академии Магических Искусств.

— Телепатический факультет? Или алхимический?

— Нет, — скромно сказала я, — боевой.

— Ну да, — после еще более долгой паузы сказала она. — Мне стоило догадаться.

Мы, наверное, шушукались слишком громко: председательница жюри грозно посмотрела на нас через весь зал. Вдруг взгляд ее изменился — так резко, что я прямо-таки услышала щелчок переключателя. Теперь в ее глазах читался искренний страх.

Я немедленно задумалась, чего такого успела сделать нехорошего. Вроде все было тихо, никаких заклятий я не использовала, никакими талисманами не размахивала. Так в чем же проблема?

— Интересно, скоро все кончится? — задумчиво спросила эльфийка.

— Наверное, — пожала я плечами, выбрасывая странную председательницу из головы. — Здесь человек сорок, из них где-то двадцать уже отстрелялись. Или даже чуть больше того.

— Надо было книжку с собой взять, — вздохнула она. — Но кто же знал, что будет так скучно?

— Во-во, — мрачно поддакнула я. — Если вот это все поэзия, то я… мм… Ларисса-Чайка! Или, для примера, Лерикас Предсказанная!..

Эльфийка непонятно хмыкнула.

— А что ты считаешь настоящей поэзией? — серьезно спросила она.

— Не знаю, — подумав, неуверенно сказала я. — Да ту же Лариссу и считаю. А это… прости боги что такое…

Эльфийка подняла темные брови:

— Ты видела Лариссу-Чайку?

Я помотала головой:

— Только слышала. Семь лет назад, в Снежнеграде.

— И тебе понравилось?

— Очень! — искренне вырвалось у меня.

Она оживилась, поправила кожаное нечто, лежавшее у нее на коленях. В зеленых глазах зажглись веселые огоньки.

— А что именно ты тогда слышала?

— Ну-у… — неуверенно протянула я. Это было давно, но чеканные строчки сами всплыли у меня в голове. — Во-первых, «Балладу о любви и нелюбви»…

Эльфийка внимательно слушала, изредка вставляя вопросы.

Время летело незаметно…

— Уважаемые участники! — наконец объявила председательница. Мы с эльфийкой замолчали; поэтесса вертела в руках перо, бросая в нашу сторону малопонятные взгляды. — Я попрошу вас покинуть комнату. Походите по коридорам, посмотрите на экспонаты. Это очень интересный музей! Через пятнадцать минут мы сможем назвать победителей…

Полин в порыве эмоций прижала кулачки к груди. Певец борайкосов и верблюдов непреклонно блестел очками.

— Пошли отсюда, девочка, — тихо сказала эльфийка. — Яльга, так? Ты человек?

— Почти, — неопределенно ответила я. — Но не эльфийка, это факт.