Жозефина и Наполеон. Император «под каблуком» Императрицы - [10]

Именно поэтому опасавшаяся, что Жозефина попробует вернуть себе Барраса, Тереза поглядывала на подругу с оттенком неприязни. Поэтому же Жозефина поспешила успокоить Тальен:

– Дорогая, ты должна мне помочь!

Красивая бровь Терезы приподнялась:

– В чем? Хочешь вернуться к Баррасу? Боюсь, он двоих не потянет.

– Вернуться? О, нет! С Баррасом ты, разве я стала бы претендовать на то, что принадлежит тебе?

Едва ли Тереза сразу поверила горячим заверениям подруги, слишком хорошо знала Жозефину. Настороженности во взгляде Тальен не убавилось. Будь этот разговор в салоне, на губах у Терезы играла бы приятная улыбка, а глаза излучали внимание и сочувствие, но они сидели одни, Жозефина знала подругу не хуже, притворяться не имело смысла.

– Ты знаешь, что Баррас посоветовал мне окрутить Бонапарта, что я и сделала.

Тереза хмыкнула:

– О, да, это заметили все. Генерал поедом ест тебя глазами. А делать предложение он что-то не торопится?

Тереза не могла отказать себе в удовольствии слегка уколоть подругу, мол, что же генерал не делает предложение, если так влюблен?

Но Жозефину такой мелочью не проймешь.

– Он-то готов хоть сегодня, я едва сдерживаю, приходится юлить, чтобы только не решился на такой разговор.

Вот теперь Тальен уже ничего не понимала.

– Жозефина, но ты же решила женить его на себе, чего же ждешь? Он может влюбиться в кого-то другого.

Вообще-то это было оскорбительно – предположить, что Наполеон может влюбиться в кого-то другого, когда Жозефина рядом. В другое время Жозефина отбрила бы подругу так, что на этом их приятельские отношения закончились бы, позже она припомнит Терезе столь вольное предположение, но тогда ей была нужна помощь любовницы Барраса, а потому она сделала вид, что просто не заметила вторую фразу.

– Женить его на себе… – она чуть было не сказала «нетрудно», но вовремя спохватилась, – я смогу хоть завтра, а дальше что?

Она приблизила губы почти к уху приятельницы и что-то горячо зашептала. Сначала Тереза слушала недоверчиво, но потом несколько раз хихикнула и под конец тирады явно согласилась со словами Жозефины.

Гражданка Богарне уезжала от подруги вполне довольной. Правда, она несколько заносчиво хмыкнула, но уже в карете, делать этого в доме Терезы было опасно. Тальен поспешно списала ее со счетов, считая, что век Жозефины Богарне клонится к закату? Нет, дорогая, у меня все только начинается и лучше не путаться под ногами.

Тальен болела второй день, а потому Баррас был даже доволен, когда Жозефина напросилась на ужин. В конце концов, он не привык проводить вечер и ночь без дамского общества.

Жозефина собиралась на встречу как никогда тщательно, ведь от нынешнего вечера многое зависело. Наполеона не было в Париже, он должен вернуться через пару дней, слал нетерпеливые письма, а потому ей следовало поторопиться, едва ли еще выпадет возможность провести время с бывшим любовником. Их встреч Тереза просто не допустит, значит, в этот вечер нужно действительно выжать все, что можно. У нее долгов столько, что если не спасет Баррас, то хоть вешайся.

Крутясь перед большущим зеркалом в спальне, она критически разглядывала после ванны свою фигуру. Конечно, тридцать три года – это не пятнадцать, и хотя крепости ее груди могли позавидовать многие молодые девушки, а плоскому животу – подавляющее большинство рожавших женщин, возраст начал сказываться на внешности прекрасной креолки. Она активно поддерживала старания Терезы ввести в моду полупрозрачные платья, потому что таким образом можно отвлечь взоры мужчин от шеи и мелких морщинок, которые предательски появились у глаз.

Тальен на десять лет моложе, у нее эти морщинки будут не скоро, противостоять ей нелегко, Жозефина сразу поняла, что Тереза сильней, а потому и бороться за Барраса не стала, чтобы сохранить хоть какую-то возможность общаться с бывшим любовником и иметь от него помощь.

Но сколько ни крутись, морщины от этого не уменьшатся, пришлось одеваться и ехать на свидание. Жозефина постаралась, чтобы никто не обратил внимания на ее посещение дома бывшего любовника, не хватало только, чтобы об этом снова стали болтать в Париже.

Париж времен революции, а особенно ее конца местами был просто ужасен. Если во времена монархии в нем хватало грязи и убожества, то во время революционных событий и вовсе стало не до порядка. Улицы крайне редко убирались, мостовые разворочены – булыжники очень пригодились в революционной борьбе, но вернуть их на место никому не приходило в голову, а потому ухабы были такими, что ломались колеса карет. Грязища, сонмы крыс, снующих под ногами, крайне редкие фонари, которые просто не в состоянии разогнать темноту, кучи мусора, вонь и смрад…

Для бывших революционеров, тех, кто, выйдя из района Рынка или предместий, чудом уцелел в кровавой мясорубке, этот запах привычен, потому волновал мало. Директория и Совет Старейшин отгородились от вони закрытыми окнами и множеством цветочных букетов, а подышать выезжали в загородные особняки, еще вчера принадлежавшие королевской семье или придворным.

Состоятельные дамы нередко предпочитали передвигаться по городу в портшезах, чтобы не прикусывать языки, когда карета вдруг заваливалась набок, угодив колесом в очередную яму. Это тоже не слишком удобно, потому что в яму могла угодить и нога носильщика, к тому же качало не меньше: идти в такт, когда темно и неровно – трудно. Но не ходить же пешком…