Жорж Санд. Ее жизнь и литературная деятельность - [9]
Отчасти под ее влиянием, отчасти сделавшись старше, «дьяволы» значительно остепенились и вместо головоломных похождений вздумали устраивать театральные представления. Аврора писала пьесы для этих представлений, пересказывая своими словами Мольера, которого читала в Ногане, и отдавалась этой новой забаве со своим обычным увлечением.
Видя, что внучка значительно исправилась в своих «внешних» манерах, и боясь, как бы ее увлечение мистицизмом не пустило прочных корней, г-жа Дюпен взяла ее из монастыря, как только ей исполнилось 17 лет. Снова девушке предстояло сделать выбор между матерью и бабушкой, но на этот раз обстоятельства «помогли» ей. Здоровье г-жи Дюпен сильно расстроилось за последние годы, она ослабела физически и вместе с тем стала мягче, экспансивнее в выражении своих чувств. Софья, напротив, неприятно поразила дочь той резкостью, с какой говорила о своих материнских правах и вероятности скорой смерти свекрови. Аврора в первый раз почувствовала нежную любовь к бабушке, нуждавшейся в ее услугах, и охотно поехала с нею в Ноган. Красоты природы, деревенский простор и свобода после монастырского затворничества пленяли девушку, г-жа Дюпен, тщательно скрывавшая от окружающих свои болезненные припадки, проводила с ней каждый день несколько часов в чтении и разговорах. Эти разговоры старухи, не утратившей ясности ума, заставляли молодую девушку ужасаться своего собственного невежества, возбуждали в ней желание пополнять пробелы своего образования.
Эта спокойная жизнь продолжалась всего несколько месяцев. Совершенно неожиданно г-жу Дюпен разбил паралич, после которого умственные способности отказали ей. Она лишилась свободы передвижения и впала в совершенное детство. Почти целый год пришлось Авроре провести сиделкой у постели больной, заведуя в то же время домашним хозяйством. Мать ее отказалась приехать в Ноган, «пока жива старуха», и единственным помощником и собеседником ее оставался старый Дешартр. Больная проводила большую часть времени в полудремоте, и, сидя в ее комнате, Аврора могла заниматься чем хотела.
Молодая девушка принялась за чтение.
Последняя книга, которую она начала читать с бабушкой, была «Le genie du christianisme»[2] Шатобриана. Она дочитала ее одна и была сначала очарована тем новым поэтическим ореолом, в котором являлась религия под пером писателя-романтика, но затем почувствовала, что перед нею раскрывается бездна сомнений и неразрешимых вопросов. До сих пор она — по совету своих монастырских наставников — считала лучшим руководством в деле религии «Подражание Христу» Фомы Кемпийского. Но Фома Кемпийский и Шатобриан проповедовали совершенно противоположные взгляды. Один учил, что христианство требует полного отречения от всего земного, от всех привязанностей, от разума, от самого себя. Другой, от имени того же христианства, призывал к полной, всесторонней жизни чувства и разума. «Будем грязью и прахом!» — говорил один. «Будем светом и пламенем!» — призывал другой. «Не исследуйте ничего, если хотите верить», — предостерегал Фома Кемпийский. «Вера не боится исследования! Чтобы вполне верить, необходимо все подвергнуть исследованию!» — учил Шатобриан. Кого слушать, за кем следовать? Повинуясь Фоме Кемпийскому, она должна была бросить все светские книги, отказаться даже от ухода за больной бабушкой и запереться в монастырских стенах. Следуя советам Шатобриана, она могла предоставить полную волю как своему чувству любви и сострадания к больной, так и проснувшейся жажде умственной деятельности. Сомнения мучили девушку, и за разрешением их она обратилась к своему монастырскому духовнику. Добрый старый аббат еще раз указал ей правильный путь: «Учитесь, читайте все, что бабушка позволяла вам, — писал он ей. — Не опасайтесь возгордиться: чем больше вы будете узнавать, тем яснее увидите, сколько вам еще недостает до полного знания. Читайте поэтов: они все религиозны. Не бойтесь философов, они бессильны против веры. Если они заронят в вас какое-либо сомнение, поколеблют вашу веру, закройте их жалкие книги, прочтите две-три главы Евангелия, и вы почувствуете, что вы умнее всех этих умников».
Ободренная советом старого аббата, Аврора со спокойной совестью принялась за чтение. Она брала книги из библиотеки бабушки без всякой системы и с жадностью поглощала тома Мабли, Локка, Кондильяка, Монтескье, Бэкона, Боссюэта, Лейбница, Паскаля, Монтеня, Ж.-Ж. Руссо и других. Метафизические тонкости и математические вычисления были ей непонятны, но произведения великих мыслителей расширяли ее умственный горизонт, возбуждали в ней самостоятельную деятельность мысли. Особенно сильное впечатление произвел на нее Руссо. «Язык Руссо и его способ рассуждения овладели мною как величественная музыка, освещенная ярким солнцем, — пишет она. — Я сравнивала его с Моцартом. Его я вполне понимала. Какое счастье для прилежного, но неспособного ученика, когда перед глазами его открывается наконец свет и весь туман исчезает! В политике я сделалась пламенной последовательницей великого учителя и надолго оставалась ею. В религии он казался мне самым христианским из всех современных ему писателей». «Была ли я католичкой в то время, когда подпала под обаяние страстной логики и горячих рассуждений Руссо? — спрашивает она себя. — Думаю, что нет. Продолжая исполнять обряды этой религии, не отказываясь от ее формул, которым я давала свои собственные толкования, я, сама того не подозревая, покинула узкую тропу ее доктрины. Я хотя и бессознательно, но бесповоротно отвергла все ее социальные и политические выводы. Дух церкви покинул меня; да может быть, он никогда и не жил во мне». Те внешние формы, в каких являлось ей католичество в Ногане, способствовали, вероятно, ее разрыву с ним. В монастыре богослужение совершалось чинно, торжественно, церковная обстановка была изящна, располагала к созерцанию, к молитве. В сельской церкви и в церкви соседнего города Шартра, напротив, все было бедно и некрасиво, духовные требы отбывались как формальность, священники прерывали слова молитвы, чтобы бранить собак, забегавших в храм, или своих прихожан, которые, не стесняясь, болтали о разных домашних делах во время богослужения. Вместо умного и тактичного духовника ей приходилось исповедоваться или у старого, сильно выпивавшего кюре, или у молоденького городского аббата, предлагавшего ей вопросы, возмущавшие ее стыдливость. В конце концов она совсем перестала ходить на исповедь и посещать церковь. Отрешаясь от католичества, она оставалась христианкой и даже одной из причин, почему она отвергала католицизм, считала его расхождение с духом христианства.
«Наступала весна. Мартовское солнце ярко светит и заметно согревает. Под его живительными лучами снег быстро тает и потоками льется через водосточные трубы на тротуары. На солнечной стороне улицы мокро, но зато тепло, светло, весело; в тени зима еще упорно держится, снег почти не тает, резкий ветер заставляет людей плотнее кутаться в теплые одежды. Холодно и мрачно в тех закоулках, куда не проникает луч солнца, где приближение весны чувствуется только потому, что зимняя стужа сменяется сыростью… В одном из таких забытых солнцем закоулков, в подвале большого пятиэтажного дома, окружавшего своими громадными флигелями крошечный дворик, сидел, сгорбившись над работой, человек, который по-видимому сильно нуждался в живительном луче тепла и света…».
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы — профессия.
Сентиментальная повесть известной писательницы конца XIX — начала XX века Александры Никитичны Анненской.Соня из повести «В чужой семье» волею случая оказывается в семье своих родственников. Ее присутствие в доме учит его обитателей заботиться друг о друге.
«Темная осенняя ночь кончалась, был шестой час утра. Город только что начал просыпаться. Магазины и ворота домов еще заперты.Экипажей почти не слышно, разве с шумом проедет телега какой-нибудь торговки, отправляющейся на базар с картофелем или молоком. Пешеходов тоже встречается мало: то пройдет трубочист, еще не успевший покрыться слоем сажи, то прошмыгнет с корзиной на руке кухарка или хлопотливая хозяйка, спешащая на базар за покупками, то, тяжело ступая, пройдет толпа фабричных рабочих…».
Рассказ передовой русской писательницы А. Н. Анненской (1840–1915 гг.), известной своими произведениями для детей. Ее герои проходят трудный путь испытаний. Трудиться, быть нужным и полезным людям для героев этой книги высшее назначение человека.
Роман передовой русской писательницы А. Н. Анненской (1840–1915 гг.), известной своими произведениями для детей. Ее герои проходят трудный путь испытаний. Трудиться, быть нужным и полезным людям для героев этой книги высшее назначение человека.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы — профессия.