Жорка Блаженный - [8]
— А ты запивай. Я тебе молочка принесла… Пей, сынок…
Свиданка продолжалась. Уходили одни — приходили другие.
Засобирался и дядя.
— Ну, Жора, лежи, выздоравливай, ни о чем не думай. Что тебе в следующий раз принести-то?
— Да ничего не надо, дядя Петь. Курева только.
— Ну, это само собой.
Засобиралась и мать Игоря.
— До свидания, сынок. Веди себя хорошо, чтобы врачи мне больше не выговаривали. В воскресенье приду.
— Мама… забери меня, пожалуйста, отсюда.
— Опять! Игорь, ну что ты со мной делаешь?! Господи… Ну как я теперь домой пойду? — заплакала мать и в слезах скрылась за дверью.
— Прости… мама…
Щелкнул замок. Санитар положил трехгранник в карман халата.
— Ну, пойдем, пойдем, маменькин сынок, — чугунная лапа Бориса легла на гусиную шею парня. — Хватит сопли распускать. И ты, — кивнул мне санитар.
В наблюдательной подошел Угрюмая Личность.
— Я вижу, ты шабером разжился, малыш. Пойдем, покурим.
К пахану на свиданки никто не ходил, и он стрелял табачок у придурков.
Мы сидели с паханом в сортире на подоконнике, забравшись с ногами, и молча шабили. Дверь туалета никогда не затворялась, и мужики тужились на очке, не обращая внимания на снующий мимо сортира женский персонал. Женщины, правда, изредка бросали короткие, оценивающие взгляды на мужские достоинства.
В сортир зашел Восьмиклиночка. Спустив полосатые больничные штаны, угнездился на очке и закряхтел. Его лицо и круглая женская задница усыпаны чирьями.
Рядом, через открытое окно, лаялась старая мать с сыном.
— Ты когда меня заберешь отсюда? — сиплым голосом грозно вопрошал сын через металлическую сетку.
Сын — долговязый детина лет пятидесяти с гладко выбритым черепом и мошной, выдающейся вперед челюстью. Рожа — не подходи, зарежу.
— Как врач выпишет, так и заберу, — токовала мать.
— Что ты врачом мозги пудришь, карга старая! Я давно нормальный, забирай давай!
— Щас! Опять пойдешь с дружками хлебать да безобразничать. Лежи уж… Чаво тебе, плохо лежится, что ли? Жрешь, спишь, и все дела…
— Тебя бы, дуру старую, сюда на недельку — не то б запела.
Перепалка продолжалась, а из сортира тугого отделения, этажом выше, подымали на веревочке бутылку водки. Выписанный принес своим дружкам.
Операция прошла успешно.
— Ну давай, Витек. Неси еще и курева…
— В среду… Бывайте…
Восьмиклиночка откряхтелся и подошел к Угрюмой Личности.
— Оставь покурить…
Сделав серию последних судорожных затяжек, пахан щелкнул окурок мимо потянувшейся за чинариком руки Тоньки, легко спрыгнул с подоконника и, смачно харкнув в очко, направился к выходу. Тонька не обиделся и стал клянчить у меня. Я кинул окурок на подоконник.
— Подъем! Выходи строиться! — шутил санитар, прохаживаясь между кроватями и стуча трехгранником по грядушкам. — Подымайсь лекарство пить!
Шизики с кряхтеньем, нехотя вставали на процедуру.
— А тебе что, особое приглашение надо? — шумнул Борис спящему «крестнику» и, подойдя к койке, пнул в матрац. — Вставай!.. Маменькин сынок…
Сетка покачнулась. Парень спокойно спал, устремив открытые глаза в потолок. Борис наклонился, посмотрел в глядящие внутрь себя зрачки и рванул одеяло. В правой, покоящейся на груда руке Игоря был зажат осколок карманного зеркала, а левая прижата к бедру. Весь матрац побурел от запекшейся крови.
— Пиздец! — ляпнул Борис.
Вокруг койки сгрудились шизики и медперсонал, молча смотрели на уснувшего навеки бедолагу.
— Би-лять! Собакым!
Заговоривший Чита произвел больший эффект, нежели самоубийство.
— Би-лять! Собакым! — повторил косноязычный дебил, глядя на самоубийцу.
Я понял, кому адресовано ругательство.
Так прошла первая неделя моего лечения. Потянулись однообразные дни, изредка нарушаемые событиями местного значения.
Из окна второго этажа выбросился больной и разбился насмерть. Говорили: инженер с крупного завода. Воевал с заводской мафией. Его предупреждали — он не понял, продолжал бомбить письмами и заявлениями различные инстанции. Подсуропили вялотекущую шизофрению и отправили к нам. А здесь с такими разговор короткий: строптивым — сульфозин, себе на уме — по полкило психотропной дряни в день, пока не превратишься в тупое в покорное животное.
Умер старик маразматик, швырявшийся калом, оттяпав от отмеренного ему Борисом срока лишние дни. Пару пива выиграла Ленок. Родная дочь так ни разу и не пришла.
Меня перевели из наблюдательной к тихим. Там режим был помягче. От нечего делать день-деньской бил пролетки по длинному больничному коридору. С тихими — спокойнее, и можно поговорить. Среди них были и нормальные, попавшие по ошибке или закосившие от армии или от тюрьмы пацаны.
За полгода насмотрелся всякого. Некоторые шизики, например, писали стихи. Дома они рассылали их в различные редакции. На чистую галиматью столичных дураков редакции добросовестно присылали доброжелательные ответы. Вирши некоторых публиковали, а один так и носил с собой полуистертую газетную страницу с мелко набранным неплохим стихотворением.
Глядя на больных, брался за бумагу и я. Но стихи не шли — не было вдохновения. Зато рисовал, и медсестра Наташа Триус как-то сказала, что пошлет рисунки на конкурс в «Пионерскую правду» или в «Крокодил». Я был польщен.
У Габышева есть два дара - рассказчика и правды, один от природы, другой от человека.Его повествование - о зоне. Воздухом зоны вы начинаете дышать с первой страницы и с первых глав, посвященных еще вольному детству героя. Здесь все - зона, от рождения. Дед - крестьянин, отец - начальник милиции, внук - зек. Центр и сердце повести - колония для несовершеннолетних Одлян. Одлян - имя это станет нарицательным, я уверен. Это детские годы крестьянского внука, обретающего свободу в зоне, постигающего ее смысл, о котором слишком многие из нас, проживших на воле, и догадки не имеют.Важно и то, что время не удалено от нас, мы его еще хорошо помним.
«Одлян, или Воздух свободы» — роман о судьбе подростка, отбывающего наказание в воспитательно-трудовых колониях и там, в зоне, постигающего смысл свободы. Время действия — конец 60-х — начало 70-х годов. Книга эта — жестокое и страшное повествование, реквием по загубленной жизни. Роман был опубликован за рубежом, во Франции попал в число бестселлеров.Роман «Из зоны в зону» продолжает тему «Одляна…».Жорка Блаженный из одноименного дневника-исповеди предстает великомучеником социальной несправедливости: пройдя через психиатрическую больницу, он становится добычей развращенных девиц.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.