Жорка Блаженный - [3]
В первый раз принес домой килограмма три лука.
На овощной базе отработал несколько лет, накачивая мышцы. Спиртного с ребятами не употреблял, как выпью — болит голова.
Все реже приходил в себя, и дядька отвез в психиатрическую больницу.
Дежурный врач расспросила у дяди, когда заболел, как кушаю и сплю, и занесла данные в больничную карту. Поглядев пустыми, равнодушными глазами, участливо спросила:
— Ну, Жора, как себя чувствуешь?
— Хорошо.
Отдавая историю болезни санитарам, коротко бросила:
— В наблюдательную!
Два толстозадых мордоворота повели меня по больничному коридору. Заведя в душ, сказали: «Мойся», — и встали у дверей.
Окропив волосы струйкой ледяной воды, надел синие, в хлорных разводьях трусы, разорванную по груди майку, стоптанные шлепанцы, полосатую пижаму, и меня повели дальше.
Звякнул ключ-трехгранник, отворилась дверь, и я шагнул в коридор.
— У, падла старая. Не сдохнет, сволочь! — услышал голос молодой медсестры.
В коридоре стояла единственная кровать, застланная клеенкой. На ней лежал совершенно голый изможденный старик. Он выгребал из-под себя пригоршнями кал и швырял в окружающих.
— Гадина старая! Родная дочь отказалась, а мы возись тут с ним! — продолжала медсестра.
— Ничего, Ленок, скоро отмучаешься. Ставлю пару пива, если эта развалина протянет больше недели, — утешил медсестру мой конвоир.
— Скорей бы, — поддакнула Ленок.
— Ладно, кума, принимай пополнение, — сказал конвоир, толкнув меня в наблюдательную палату с металлической сеткой на окнах, битком набитую больными.
— Буйный, что ли? — спросила Ленок.
— Не-е, он мужик смирный, только от волков иногда убегает да умишко на время отключается, — сказал конвоир обо мне.
Я стоял в наблюдательной и со страхом смотрел на больных.
Это — Мишка Вергазы, труболёт[2] из Туймазы, то ли с моря, то ли с гор, то ли фраер, то ли вор, то ли турок, то ли шизик, то ли зек. В общем — убийца, закосивший от вышки на прибабах и десять лет отсидевший в тесном зверинце, именуемом «наблюдательная палата». Склочный, злобный и мстительный. Ежедневные, в течение десяти лет, пригоршни психотропной дряни разрушили его организм и мозг. Возможно, ему не раз приходила мысль: лучше быть застреленным, чем затравленным. Низкий, худой, с заложенными по-тюремному назад руками, он бил пролетки между кроватями и, как дятел, долбил одно и то же:
— А на черной скамье, на скамье подсудимых…
Я почувствовал на затылке тяжелый взгляд и обернулся. За моей спиной стояло НЕЧТО и тупо скалилось. Это был Чита — постоянно прописанный жилец палаты № 2, безнадежный дебил двухметрового роста. Он почти не разговаривал.
Знакомство продолжалось. На ближней от меня кровати, вытянувшись в струнку и сложив руки по швам, лежал придурок с закрытыми глазами, как заведенный мотая башкой по подушке. Влево-вправо. Вправо-влево.
Мое появление никого не заинтересовало. Каждый был занят собой. Два дурака сидели на кровати лицом к лицу, по-мусульмански поджав ноги, и поочередно шлепали друг друга ладонью по лбу. Шлепки вызывали смех.
— А щас я!
Раздался шлепок.
— Гы-гы-гы…
— А теперь я!
Снова шлепок.
— Гы-а-гы…
Еще одна мрачная личность лежала на боку, подложив ладонь под щеку, и в угрюмой задумчивости о чем-то размышляла.
— Эй! — обратилась ко мне Лена Костенко — красивая, с глазами молодой стервы и с садистской искрой в темных зрачках дежурная медсестра. — Вот твоя кровать, ложись…
Взяв за руку, хотела подвести к больничной койке, приняв мое состояние за привычное. Я вырвал руку.
— Смотри ты, гондон, еще брыкается! Ложись щас же, пока сульфозин в жопу не влупила. Говно!
Я покорно лег на кровать.
Вскоре санитар Борька, держа за локоть, привел еще одного страдальца. Это был длинный, худой малый лет двадцати с широко открытыми от недоумения глазами. Борис, подведя его к свободной кровати, приказал:
— Игорь, ложись!
Игорь сел, сложив на коленях руки, и стал со страхом озираться, вздрагивая от мычания, блеяния и движения окружающих.
— А на черной скамье, на скамье подсудимых…
Черная Скамья завел шарманку и решил размяться. Заложив руки за спину, стал быстро ходить между кроватями. Глаза новичка открывались все шире и шире, и он, встав с койки, подошел к дверному проему.
— Слушайте, а зачем меня сюда? Я ведь не сумасшедший. Выпустите меня, пожалуйста, отсюда, — обратился он к дежурным санитарам Борьке и Вовке, сидевшим на диване напротив наблюдательной, и сделал попытку выйти из палаты.
— Назад!
— Ну позовите врача, ну пожалуйста. Я объясню ему. Пусть меня вызовут к врачу. Это ошибка. Зачем меня держат с сумасшедшими? Я же нормальный.
Коротким, резким ударом ноги Борис толкнул в ноги канючащему раздаточный лекарственный столик. Алюминиевый бортик рубанул по костям.
— Что вы делаете?! — воскликнул парень и схватился за ноги. — Фашисты!
Легко вскочив с дивана, два бугая накинулись на протестанта. Серией мощных натренированных ударов по челюсти и в грудь сбили бедолагу с ног и завалили на кровать. Борька залез на спину оглушенного парня и стал выкручивать руки. Другой экзекутор, Вовка, держал жертву за ноги, чтоб не брыкался, хотя Игорь от нокаута только разевал рот, как пойманная рыба, не помышляя о сопротивлении. За экзекуцией с тайным наслаждением наблюдала прибежавшая на шум медсестра Костенко.
У Габышева есть два дара - рассказчика и правды, один от природы, другой от человека.Его повествование - о зоне. Воздухом зоны вы начинаете дышать с первой страницы и с первых глав, посвященных еще вольному детству героя. Здесь все - зона, от рождения. Дед - крестьянин, отец - начальник милиции, внук - зек. Центр и сердце повести - колония для несовершеннолетних Одлян. Одлян - имя это станет нарицательным, я уверен. Это детские годы крестьянского внука, обретающего свободу в зоне, постигающего ее смысл, о котором слишком многие из нас, проживших на воле, и догадки не имеют.Важно и то, что время не удалено от нас, мы его еще хорошо помним.
«Одлян, или Воздух свободы» — роман о судьбе подростка, отбывающего наказание в воспитательно-трудовых колониях и там, в зоне, постигающего смысл свободы. Время действия — конец 60-х — начало 70-х годов. Книга эта — жестокое и страшное повествование, реквием по загубленной жизни. Роман был опубликован за рубежом, во Франции попал в число бестселлеров.Роман «Из зоны в зону» продолжает тему «Одляна…».Жорка Блаженный из одноименного дневника-исповеди предстает великомучеником социальной несправедливости: пройдя через психиатрическую больницу, он становится добычей развращенных девиц.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Книга Владимира В. Видеманна — журналиста, писателя, историка и антрополога — открывает двери в социальное и духовное подполье, бурлившее под спудом официальной идеологии в последнее десятилетие существования СССР. Эпоха застоя подходит к своему апофеозу, вольнолюбивая молодежь и люди с повышенными запросами на творческую реализацию стремятся покинуть страну в любом направлении. Перестройка всем рушит планы, но и открывает новые возможности. Вместе с автором мы погрузимся в тайную жизнь советских неформалов, многие из которых впоследствии заняли важные места в истории России.
Странная игра многозначными смыслами, трагедии маленьких людей и экзистенциальное одиночество, вечные темы и тончайшие нюансы чувств – всё это в сборнике «Сухая ветка». Разноплановые рассказы Александра Оберемка – это метафорический и метафизический сплав реального и нереального. Мир художественных образов автора принадлежит сфере современного мифотворчества, уходящего корнями в традиционную русскую литературу.
Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.