Жмых - [61]

Откуда-то снизу до меня донеслось хриплое ржание. Я подошла к краю обрыва: из густых зарослей пырея к реке направлялось стадо мулов. Пастуха рядом с ними не было. «Те самые…», — вспомнив старого дона Аугусто, подумала я.

— Нинья… — раздалось за спиной.

Вздрогнув, я оглянулась. Передо мной стоял конюх Лукаш. Не помню другого случая, чтобы я так обрадовалась появлению своего работника.

— Слава богу, хоть кто-то живой!.. Куда все подевались, Лукаш?

— Прячутся, нинья… Я один здесь — надо было кому-то остаться приглядывать за вашими лошадями, своих-то мы увели…

— Спасибо, Лукаш, я ценю твою преданность.

— Капатасы убили восьмерых пеонов и сказали, что не успокоятся, пока не перевешают всех до одного.

— Из-за чего произошла распря?

— Собрали урожай… пришли за расчётом… А Кассио — мол, вам ничего не положено… Что же это, нинья Джованна, выходит работали, работали — и ничего не заработали?..

— Почему вы пошли к Кассио? Он не управляющий, а всего лишь старший охранник.

— Кассио сказал, что после смерти Фонтоуры новым управляющим будет он… Вы якобы так распорядились…

Это было правдой лишь отчасти: мой прежний управляющий умер около месяца назад. Назначить нового я не успела — недавние трагические события изрядно подкосили меня, и было не до фазенды… Признаться, я рассматривала кандидатуру Кассио: этот человек знал плантацию, как свои пять пальцев, да и работники беспрекословно его слушались. Смущало одно — жестокость Альвареса. Пеоны часто жаловались на него, да я и сама видела, что он чуть что, пускал кулаки в ход. Из-за этого мы с ним часто ругались. Я выступала противницей насилия, и дело здесь даже не в моём гуманизме: не было никакого смысла в физической расправе — на что нужен кнут надсмотрщика, когда его с лихвой заменяет штрафная книга?

— Сын мой Жозиас сказал — пока не заплатят, на работу не выходим, и кофе не отдадим… Пусть лежит себе на складе… Склад сами стали охранять… — продолжал Лукаш. — Кассио с капатасами сунулся — мы их отбили… Они к дону Ламберти за помощью побежали, объединились с ихними капатасами… Ну, и у фазенды мы с ними схлестнулись…

— Это правда, что вы прятали убийц дона Аугусто?

Лукаш опустил глаза.

— Они его не убивали… — сказал он тихо.

— Откуда ты знаешь? Почему ты защищаешь их?!

Из глаз старика покатились слёзы.

— В смерти дона Аугусто обвинили моих сыновей…

— Что за бред! Зачем им его убивать?! Они ведь на меня работали, а его и знать-то толком не знали…

— Всё так, нинья Джованна, всё так… Но Кассио сказал, что видел, как они это сделали… Клянусь Мадонной, это неправда! Не сойти мне с этого места, если совру хоть словом! Мои Жозиас и Карло не убийцы!..

— Когда твои сыновья повздорили с Альваресом из-за жалованья: до смерти дона Аугусто или после?

— Старый сеньор умер через два дня после того, как они сцепились с Кассио… Эх, и почему Жозиас не смог стерпеть, когда его ударили! Я же просил его — не связывайся с этим негодяем!.. Дрянь, а не человек! Зацепить его — себе дороже!.. Скольких он в тюрьме сгноил заживо! А если начать вспоминать, сколько людей на плантации бесследно пропало, вообще со счёта собьёшься!..

— Вы пробовали жаловаться прежнему хозяину фазенды, дону Амаро Меццоджорно?

— А что толку? Кассио был его цепным псом. Дон Амаро и слушать бы нас не стал. Да и какой сеньор станет слушать бедного менсу?.. Говорил я Жозиасу — не противоречь Кассио, боком вылезет! Но разве он послушает!.. Гордый слишком… Ему бы смолчать, поостеречься, а он на рожон полез… Кассио страшно озлобился, сказал, что заставит и его, и Карло кровью умыться… А потом умер старый сеньор и моих сыновей обвинили во всех смертных грехах, они, дескать, и бунтовщики, и убийцы…

— И поджигатели… — пристально глядя ему в глаза, добавила я.

Лукаш, побледнев, аж затрясся:

— Нет, нинья Джованна!.. Пречистой Девой клянусь, нет!..

— Кто же тогда поджёг мой дом?

— Не могу знать, нинья… не видел…

— Это сделали люди дона Отавио?

— Ничего не видел!.. Ничего не знаю!.. — махал руками конюх.

— Хорошо, Лукаш. Я тебе верю. А теперь скажи, как мне повидать моих работников? Знаю, они скрываются в сельве. Ты можешь привести их сюда? Я хочу с ними поговорить.

— Они не придут… Капатасы сказали, что убьют любого, кто сунется сюда…

— Хорошо, тогда сможешь отвести меня к ним?

— Могу, нинья Джованна… — помедлив, ответил он.

— Тогда запрягай лошадей, и поехали…

Он с сомнением оглядел мой наряд: лёгкую светлую куртку с капюшоном поверх брючного костюма, короткие сапожки из мягкой кожи, алый газовый шарфик на шее…

— Но это далеко отсюда…

— Ты напрасно считаешь меня неженкой, Лукаш. Я выросла в месте, подобном этому.

Лукаш лишь недоверчиво усмехнулся:

— Вы?..

…О том, что я переоценила свои силы, стало понятно уже через пару часов… Сначала, пока выбирались из посёлка, дорога была более или менее сносной, да и если бы что-то случилось, можно было просить помощи у местных жителей: мальчика-погонщика, ходившего с хворостиной за двумя волами, вращавшими огромный жёрнов, рыбаков, возившихся у реки с жагандой[103], женщин, набиравших у колодца воду… Но потом, когда люди перестали нам попадаться, дорога заметно ухудшилась: приходилось делать большие крюки, чтобы лошади могли пройти. Чувство лихорадочного возбуждения сменила усталость.