Жлоб на крыше - [38]

Вот, иду обратно. Через кладбище. Луна светит, небольшой туман. Он скапливается как раз в низине. Но дорожку видно. Почти до середины дошел, смотрю на противоположном склоне, куда я направляюсь, показалась фигура человека. Только контур виден, деталей не разглядеть. Размышляю, кого это ночью понесло в Сосновское. Может, тоже к Нинке. И улыбаюсь про себя этому предположению.

Слышу, человек кричит мне:

– Эй, эй, ты кто?

Что я ему могу ответить? Анкету, блин, рассказать? И чего это он орет с такого расстояния. И тут я догадываюсь, что я ему в лунном свете кажусь белой фигурой в тумане. И брюки и майка светлые. Наверно, мужик перепуган до икоты. Это меня еще больше развеселило. Иду молча, изображаю привидение. А чего, кладбище, ночь, кресты, луна, – самое время выйти в саване, прогуляться. Иду, а мужик уже дуром орет:

– Тебя спрашиваю, ты кто? Какого, дескать, блин, и тому подобное, не отвечаешь?

А я так же молча приближаюсь к нему. И начинаю разглядывать мужика немного подробнее. И показалось мне, что он что-то несет, но что – разобрать не могу. А он без перерыва орет, все спрашивает, блин, анкетные данные. И тут я услышал еще какой-то звук, от которого мне почему-то стало не по себе. И тут же понял – мужик держал в руках ружье.

– Ну, что ты орешь! – крикнул я. – Ты, блин, своим криком всех усопших перепугал.

Я уже подошел к нему довольно близко. Он клацнул затвором, разрядил ружье, и спросил:

– От Нинки идешь?

Я ответить не успел. Мужик взял ружье за дуло, размахнулся, и заехал мне прикладом по уху.

Пытка

Он становился слабым и безвольным. Белый свет давил на него. Трудно было сдерживаться. Хотелось рассказать все и избавиться от этого невыносимого света. Вернуться в мир, наполненный красками. Только сумасшедшим усилием он заставил себя молчать.

Ах, если бы свет был другой! При солнечном свете он раскидал бы этих белых слизняков как слизняков. Солнечный свет! Казалось, он не видел его уже вечность.

Камера освещалась беспощадным белым светом. Белые голые стены, белый пол. Только светильник на потолке, светильник яркого белого цвета.

Две надзирательницы, одетые в белую форму, бросили его, бессильного, в эту камеру. Понаблюдали с улыбками, как он корчится на полу, пытаясь подняться. Одна сказала, что она повидала таких. Вот обоссытся и все скажет. Такие со стыда умереть готовы. Поверь мне, придем, а в углу – лужа. И этот готов во всем признаться.

Он поднялся. Один в абсолютно пустой камере, залитой белым светом. Очень хотелось помочиться. Эти суки правы: если он не сдержится, все пропало. Ни в коем случае нельзя напрудить на пол. Но как сдержаться? Эти суки! Как вежливо они предлагали воды, и он, ни о чем не догадываясь, выпил целый графин.

Надо было понять, как ему поступать дальше. Зажался и начал считать. Как трудно сдерживаться. Прошло примерно десять минут. Белый свет потух. Абсолютная темнота. Продолжал считать. Прошло еще десять минут. Вспыхнул свет. Тут же вошли надзирательницы. Осмотрели пол и вышли. Слышно было, как они смеялись.

Мозг работал напряженно. Появилась мысль. Он дотянулся до лампы, снял плафон. Под плафоном была длинная лампа дневного света. Мысль обрела конкретные черты. Надо успеть, пока выключается свет. И надо потерпеть еще немного.

Свет потух. Он быстро вынул лампу из держателей, в темноте попробовал снять один из колпачков. Усилие, еще усилие. Воздух со свистом вошел в откаченную лампу. Еще усилие – и колпачок оказался в руке. Теперь аккуратно помочиться в баллон. Так, баллон наполнился, а мочевой пузырь опустошился. Голова теперь работала особенно ясно. Аккуратно установил колпачок на место, предварительно смазав его герметиком. Минута, другая, герметик схватился. Теперь моча не выльется. Можно ставить лампу на место. Установил и повернул ее так, чтобы совпали электрические контакты. Теперь плафон. Успел. Еще буквально минута. Раздались шаги белых надзирательниц. Щелкнул выключатель. Камера залилась ярким солнечным светом.

Дверной замок громко щелкнул. Но он теперь знал, что сейчас случится с этими белыми суками. Теперь они будут молить его о пощаде.

В купе светился только верхний плафон. Еще вечером проводницы стоящего вагона предупредили его, что отопрут купе только утром, когда уйдет бригадир. А ему было все равно. Хотелось спать. Не удивительно, весь день на ногах, да еще сколько выпито пива. Денег не оставалось ни копейки. Хорошо, что проводницы оказались отзывчивыми и пустили переночевать.

Невыносимо хотелось в туалет. Просто пытка. Бросился к окну. Окно в купе открывалось буквально на пару сантиметров. Не подлезть. Никакой емкости, никаких бутылок.

Но теперь он знал, что делать.

Вынута лампа из верхнего плафона, открывалкой для пива отбит один из колпачков. Аккуратно, чтобы не порезать об острые края член, лампа наполняется мочой. Затем содержимое выливается в узкую щель открытого окна. Лампа кое-как ставится на место, удерживаясь найденной на полу картонкой. Устанавливается плафон. Порядок.

Можно еще вздремнуть до прихода проводниц, досмотреть сон и расправиться с этими белыми суками.

Близкие родственники