Жизнеописание Александра (Книга 2) - [5]

Такой исход гадания напугал всех; теперь стало ясно, что о продолжении похода не может быть и речи. Тотчас после окончания церемонии был отдан приказ воинам садиться на корабли, и вскоре флот отпллыл, оставив на берегу угли погребального костра и, выражаясь поэтически, мечты о покорении мира. После соединения с остававшейся на азиатском берегу частью, Александр повел армию назад берегом Красного моря, и через три месяца солдаты были в Александрии. Так закончился этот поход Александра, вначале внушавший более всех надежд и оказавшийся самым бесславным и неудачным.

LXXXVIII. Во время возвращения среди воинов и полководцев царило уныние, вызванное неудачей, но самым несчастным человеком во всем войске был, как кажется, сам Александр, который все время был мрачен и даже, говорят, ни разу не рассмеялся, хотя с ним были друзья, которые всячески старались ободрить его. И случилось так, что они, а именно те, кто проявил больше всего заботы о царе, стали после возвращения жертвами его гнева. Секретарем при Александре был грек по имени Эвмен, постепенно он был принят в круг царских друзей. Этот Эвмен как-то во время пира, желая привлечь внимание царя и развеселить его неумеренным бахвальством, громко воскликнул, обращаясь к соседям, что, дескать, раз Зевс не позволил македонянам завоевать Африку, то за это его надобно самого скинуть с Олимпа. Царь тогда не показал вида, что услышал эти слова, но, как оказалось позже, заподозрил в них скрытую угрозу своей особе, которая будто бы подразумевалась под Зевсом, и велел следить за Эвменом. Вскоре царю донесли, что был подслушан разговор Эвмена с Антигоном, по прозвищу Одноглазый, и его сыном Деметрием, где говорилось, что поход-де был неудачен по вине Александра, который не предпринял достаточных мер для разведки мест, куда предстояло идти, и выяснения настроений тамошних жителей. Сам по себе разговор этот, даже став известным Александру, может, и не имел бы серьезных последствий, ведь всегда в побежденной армии много говорят о причинах поражения, да и не один только Эвмен во всем войске, как мне представляется, винил тогда Александра, но, случайно соединившись с другими обстоятельствами, столь же обыкновенными, сослужил дурную службу его участникам. Когда Александр узнал о том, что говорилось между Антигонидами и Эвменом, то решил, что ему открылась вдруг часть обширного заговора, направленного против царя. Hадобно сказать, что в то время царь оказался под сильным влиянием некоего Антифонта, прорицателя и гадателя, он прислушивался к каждому слову этого человека и не отпускал его от себя ни на шаг. Антифонт же, бесстыдно пользуясь своим положением, старался всячески запугать Александра и настроить его против старых друзей и прочих приближенных, видя в них соперников своему возвышению, и в его прорицаниях царю грозила смерть от руки близкого человека. Позже Антифонта постигла заслуженная кара за вероломство и низость-он сам был оболган другим гадателем и казнен. Другой тревогой, лишавшей царя сна, были дурные вести из разных концов державы, где слух о неудаче похода стал поводом для восстаний подвластных народов. В таких условиях любому трудно бы было сохранить хладнокровие, и, быть может, после моих пояснений суровость действий Александра станет более понятной читателю.

LXXXIX. Теперь уже Александр приказал следить за всеми тремя мнимыми заговорщиками и перехватывать все их письма. Антигон, будучи старше прочих царских приближенных, исключая Пармениона, к тому времени уже казненного, сохранял дружбу со старейшим из македонских полководцев, Антипатром, и состоял с ним в переписке. Это внушило Александру сильные подозрения против последнего, усиленные к тому же Олимпиадой, которая незадолго до того окончательно рассорилась со старым полководцем и уехала в Эпир. Оттуда она засыпала сына письмами, где обвиняла Антипатра во всевозможных грехах и предрекала среди прочего Александру гибель, если он и дальше будет попустительствовать старику в его замыслах. Царь послал тогда верных людей следить за Антипатром. Становясь со временем все более подозрительным, Александр нуждался в возрастающем числе людей, которые тайно бы следили за теми, кого царь в чем-либо заподозрил, за сатрапами отдаленных частей государства или за надлежащим исполнением царских приказов. Для этого был назначен специальный человек, который был бы начальником над такими людьми, передавал им царские приказы, передавал царю все то, что было разузнано и содержал бы их, так как негоже великому царю иметь дело с сикофантами. Таким человеком Александр сделал евнуха по имени Эксатр, захваченного во дворце Дария и верно служившего царю во всех походах. Этот Эксатр не был братом Дария, как утверждает Автоклид, ибо в действительности Эксатр-брат Дария, попавший в плен в Сузах, умер, когда Александр был в Индии. Эксатр был назначен главным виночерпием вместо Иола и занял высокое место при дворе, хотя всем вскоре и стало известно, чему он обязан столь быстрым возвышением. Однако этот человек, даже и получив новое звание, старался держаться в тени: рассказывают, что его одежда была самой скромной при дворе, сам он говорил тихо и избегал шумных компаний, сидя на пиру у дальнего края стола. Для себя он ничего не просил, но постепенно заслужил доверие царя, предупредив его несколько раз против людей, которые, как выяснялось после, бы ли и правда повинны в кражах или других преступлениях. Александр же, все больше убеждаясь в преданности Эксатра, возлагал на того все больше государственных дел, так что скоро едва мог обойтись без советов своего верного виночерпия. Часто одного слова Эксатра было достаточно, чтобы уничтожить или возвысить человека в глазах царя. (LXL). Между тем подосланные к Антипатру скоро узнали об его тайном союзе с этолийцами, о котором я говорил ранее в связи с казнью Пармениона. Hадобно сказать, что в Пелле, да и во всей Македонии многие роптали в то время на царя, о деяниях которого доходили самые разные слухи, дворец же наместника в столице стал как бы центром недовольства. Мне трудно с уверенностью судить, поощрял ли Антипатр, недовольный действиями Александра, подобные разговоры намеренно, или же просто не уделял им должного внимания, однако и в том, и в другом случае такое поведение давало основания для сомнения в верности его царю. Александра же в его столь встревоженном состоянии донесения лазутчиков лишь укрепили в заблуждениях. Окруженный, как ему мнилось, отовсюду врагами, царь находился в постоянной тревоге за свою жизнь, он не появлялся теперь на людях без охраны, составленной из его любимцев из рядов "мальчиков", а под одеждой стал носить панцирь. Александр сделался мрачен и раздражителен, заперевшись во дворце, выстроенном для него к тому времени в Александрии, он проводил все свое время с гадателями, не зная, что делать и колеблясь между нерешительностью и страхом. Так прошло более месяца. Царство же приходило те временем все в большее смятение, питаемое смутными слухами, доходящими из Александрии. Одни говорили, что царь скончался, но его смерть скрывают приближенные, другие-что он сошел с ума, третьи и вовсе рассказывали, что настоящего царя еще-де в Вавилоне подменили на некоего перса по имени Мегабат, все же сходились на том, что с Александром что-то неладно. Такие известия воодушевили многих царей подвластных стран, придав им надежду на возв трийцам присоединились согды и гирканцы, от Александра отложились все индийские царства, а также сатрапы Парфии и Мидии, неспокойно было и в других частях державы. Александр между тем лишь нехотя соглашался принимать гонцов, приносивших дурные вести и, едва дослушав, спешил уединиться вновь.