Жизнь за ангела - [43]

 - Ничего, а что?

 - Ты зачем ему бритву опасную  дала прямо в руки?

 - А что разве нельзя?

 - Осторожнее надо! Кто знает, что у него на уме? Тебя не тронет, так сам чего доброго вены себе порежет или еще что-нибудь.

 - Я не подумала, – ответила Катя.

 - Надо думать! Самой надо было его побрить, а не бритву опасную в руки давать.

 - Ничего я с собой не сделаю. У меня  с головой все в порядке, я еще жить хочу.

 - Дай мне, – она отняла у меня бритву.

 После бритья я посмотрел на себя в зеркало.

 - Вот, теперь на человека похож!

 Лицо немного преобразилось, хотя выглядел я все еще бледным и осунувшимся, щеки запали. За время что я лежал, я значительно похудел, и сбросил килограмма, наверное три.

 При моей комплекции, я и так не был толстым, а тут вовсе как жердь, дошел до ручки.

 В тот день в санчасть снова заглянул майор Савинов.

 - Здравия желаю, Григорий Яковлевич! 

 - Здравствуйте Алексей Константинович!

 - Я вот снова пришел узнать, что с этим пленным.

 - Ничего, идет на поправку, заживает на нем все как на собаке.

 - Надо будет решать что с ним делать, возможно скоро за ним уже приедут с НКВД. Если можно я с ним еще побеседую.

 - Пожалуйста!

 Майор зашел в палату, он поставил табурет и сел рядом. Я посмотрел на него немного недоуменно. Что еще от меня хотели? Все что мог я уже сказал.

 - Ну, и что с тобой делать? – спросил он серьезно.

 - Не знаю.

 - А ты как думаешь?

 - Делайте что хотите. Мне все равно. Я больше ничего не хочу, с меня хватит.

 - Ты знаешь, что тобой займется НКВД? Там с тобой шутить не будут. Ты даже не представляешь, что тебя ждет.

 - И что со мной сделают? Расстреляют? Ну и пусть… расстреляют, так расстреляют.

 - Да, я вижу ты не глупый, мозги у тебя есть, соображаешь. Мне даже жаль тебя почему-то, но ничем помочь не смогу.

 - Не надо, – сказал я спокойно. – Я сам виноват. Попался,  значит попался.

 - Сколько времени вы в разведке?

 - Два года.

 - Заканчивали школу разведки?

 - Да, в Цоссене, – это был город недалеко от Берлина.

 - Значит профессионал, думаю должен все знать хорошо.

 - Да.

 - Что входило в ваши обязанности?

 - Много. Функция переводчика, обучение, работа с личным составом. Я был заместителем командира взвода.

 - Ясно. Вы хорошо владеете русским, но все же акцент еще заметен.

 - Я много читал, литературы, русской классики: Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского… «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог…» - это Пушкин, «Евгений Онегин» - процитировал я.

 Майор был явно изумлен.

 - Да! Похвально. У вас отличная память.

 - Я даже Горького читал.

 - Сколько же языков вы знаете?

 - Польский, русский, немного французский и английский, не очень хорошо.

 - Х-мм? Это не мало. За ум я бы вас уважал. Я сам образован и знаю немецкий, – он перешел на немецкий язык.– Могу говорить свободно. До войны был преподавателем немецкого языка.

 Я был тоже несколько удивлен его знаниями.

 - У вас неплохо получается! – сказал я честно. – Даже произношение, вполне хорошее.

 - Спасибо. – Он сказал по-немецки.

 Я ответил улыбкой. Майор с удовольствием воспринял комплимент, видимо это ему польстило, и то же довольно улыбнулся. Еще несколько секунд мы смотрели друг на друга, майор глядел на меня оценивающе, словно старался меня изучить. По всему было видно,  что я ему интересен, иначе он не стал бы со мной беседовать.

 - Сколько вам лет?

 - Двадцать два.

 - Вы совсем еще молоды. У вас есть жена, ребенок?

 - Моя жена умерла. У меня есть дочь, три года.

 Он качнул головой.

 - Кто вы по профессии? Кем работали до войны?

 - Журналист. Я работал в одной берлинской газете…

 Он еще поговорил со мной несколько минут, задал несколько вопросов, потом ушел. Беседа получилась вполне спокойной и непринужденной, если не сказать почти дружеской.

 Понимая, отношение ко мне людей, я старался делать все, чтобы расположить их к себе. Мне хотелось, чтобы меня если не любили (об этом речи не шло), то хотя не ненавидели.

 На следующий день, доктор снова меня осмотрел, это было 9-го мая.

 - Как себя чувствуете?

 - Спасибо, хорошо.

 - Голова не кружится?

 - Нет.

 - Рана чистая, скоро швы снимать будем. Заживает все на вас, как на собаке. Катя, сделай перевязку.

 Катя принялась за дело.

 - Опять будешь мучить меня партизанка?

 Она засмеялась.

 - Потерпишь. Ганс, а сколько тебе лет?

 - Двадцать два. Точнее двадцать три, почти.

 - И когда же исполнится?

 - Скоро.

 - Это когда?

 - В мае, двадцать восьмого.

 - В этом месяце?

 - Да.

 - Повезло тебе, перед самым днем рождения в плен попал. Хорошо еще, что живой остался, а то не встречать бы тебе твоего дня рождения это точно.

 - Возможно, наверное… Хотя, я и так его не справляю, забыл совсем, не до этого. Катя, а сколько тебе лет? – спросил в свою очередь я.

 - Восемнадцать! Что же ты делаешь здесь?

 - Как что? Помогаю, раненных лечу.

 - Тебя что в армию призвали?

 - Нет, я сама, добровольно. Я студентка, медицинского училища, хотела стать врачом, в институт поступать, а тут война. Все вы «фрицы» проклятые, все планы испортили. Мы с первого курса с девчонками отправились на фронт, кто куда, меня сюда распределили.