Жизнь впереди - [35]
Как будто величественнейшая из песен звучала в классе — песнь с торжественным рефреном, вдохновляющим миллионы людей, песнь с мощными, как удары молота, повторами, нагнетающими в самое сердце мужество, правду и честь.
Алеша, конечно, не мог бы отыскать определений для чувств, с такой силой охвативших его. Что означала собою волна, внезапным холодком пронизавшая ему спину? Откуда вдруг дохнуло ему точно ветром в затылок и ощутимо тронуло корни волос? И почему грудь сама собой раздалась, расширилась, набирая побольше воздуха, чтобы с еще большей силой, чем все прежние заповеди, прозвучала эта:
— «.. товарищ Ленин неустанно говорил нам о необходимости добровольного союза народов нашей страны, о необходимости братского их сотрудничества в рамках Союза Республик…»
Алеша, дожидаясь, перевел взгляд на учительницу, и та, отбивая рукой в воздухе ритм, подхватила:
— «Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним с честью и эту твою заповедь!»
Толя Скворцов давно уже поддался общему настроению. Правда, память о двойке по-прежнему точила сердце, но уже не мешала мысли оживленно работать, связывать далекое прошлое с настоящим и будущим. Даже к последнему субботнему вечеру со всеми его домашними вспышками, к этим частным, никому не ведомым подробностям из его собственной маленькой жизни, ощутимо протянулась в воображении живительная, кровеносная связь от сталинских слов…
Татьяна Егоровна вызвала Арсеньева, спросила, каковы были материальные и моральные предпосылки нашей победы над фашистской Германией. Потом она заставила Антонова и Скопина, дополняя друг друга, разобрать роль колхозной системы сельского хозяйства в дни войны. В раскрытие и объяснение такой особенности советского народа, как морально-политическое его единство, она уже вовлекла половину класса.
В самый разгар этих объяснений дверь класса открылась и вошел директор. Помахав рукой, чтобы все поскорее садились на места, он направился вглубь класса, пристроился на одной из задних парт.
Занятия продолжались. Но непринужденность беседы была сразу подорвана. Минут пять спустя Татьяна Егоровна уже принуждена была отказаться от двустороннего обмена мыслями в присутствии директора и перешла к обыкновенной, объяснительной форме урока. Она сама рассказала, какую роль играла школа в воспитании миллионов воинов, так героически отстаивавших родину, и стала подводить итог уроку.
Клятва Сталина — клятва народа. И год от году, от Октября к Октябрю, твердо и неуклонно движется Советский народ все дальше и дальше по пути, указанному Владимиром Ильичем…
— Так это все и в учебнике сказано.
Толя сам не понимал, почему вдруг вырвались у него эти слова… Он только подумал так, но оказалось, что подумал вслух, и голос его в совершенной тишине прозвучал громко, вызывающе громко… Он смутился, припал к парте лицом.
— Что? Скворцов! Ты что хочешь сказать? — спросила учительница.
Пришлось подняться с парты. Толя виновато оглянулся на директора.
— Нет, ничего… Я так… То есть я… Так получается… — бормотал он, покачивая на петлях откидную крышку парты.
Он чувствовал на себе множество глаз, удивленных, обрадовавшихся неожиданной забаве, насмешливых или участливых. Разжигаемый этими многообразными, но для него сейчас одинаково обидными взглядами, он вдруг вспыхнул и заговорил запальчиво, с вызовом.
— Конечно, — сказал он, уже смело глядя на учительницу. — В учебнике все это сказано. Общие выводы… Взять и прочитать — только всего… А самое главное — это примеры из жизни… То, чего ни в каком учебнике не найдешь.
Было ли то отзвуком его многодневных томлений и надежд, так и не нашедших себе удовлетворения, или события сегодняшнего урока настолько взволновали его — с Толей Скворцовым творилось теперь нечто небывалое. Его охватил вдруг порыв отчаяния и дерзости. Мысли в нем возникали в изобилии. Теснясь и сталкиваясь, они рвались наружу с такой силой, что Толя буквально трепетал под их неудержимым напором.
Столько времени дожидался он, надеялся, мечтал, что его вызовет Татьяна Егоровна поправляться, а она не захотела его слушать… Ну, хорошо! Ну, пусть! Он не критиковать хотел учительницу, не поправлять ее, не обидеть, а только подкрепить общие выводы живым примером… и раз так получилось…
— Вот! — кивнул он на своего соседа Алешу и даже пальцем показал на него. — Третьего дня я был у него в доме. Там собрались стахановцы, скоростники… мастера по холодной обработке металла. Мы, несколько учеников, сидели в соседней комнате, прислушивались, о чем говорят взрослые. Мы мало что понимали, а все равно слушали… И меня как будто на гору возносило… Я догадывался… Нет, не то… Я всем сердцем чувствовал, — поправился он. — Я чувствовал, что вот они, новые люди, о которых мечтал Ленин. Они новые, но очень простые, самые обыкновенные люди. Пиво пьют. Холодят пиво на кухне, в раковине под краном, и пьют, спорят, рассуждают, — смеются… Но если вдуматься во все, о чем они говорят, то становится понятным все, что сказано в наших учебниках…
Новые мысли волна за волной подхватывали Толю, он едва поспевал намеком упомянуть об одном великом явлении советской жизни, как его перебрасывало к другим, не менее важным примерам.
Свободно и радостно живет советская молодежь. Её не пугает завтрашний день. Перед ней открыты все пути, обеспечено право на труд, право на отдых, право на образование. Радостно жить, учиться и трудиться на благо всех трудящихся, во имя великих идей коммунизма. И, несмотря на это, находятся советские юноши и девушки, облюбовавшие себе насквозь эгоистический, чужеродный, лишь понаслышке усвоенный образ жизни заокеанских молодчиков, любители блатной жизни, охотники укрываться в бездумную, варварски опустошенную жизнь, предпочитающие щеголять грубыми, разнузданными инстинктами!.. Не найти ничего такого, что пришлось бы им по душе.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.