Жизнь Владислава Ходасевича - [15]

Шрифт
Интервал

Иногда Ходасевич использует псевдонимы; их у него в ту пору довольно много: Сигурд (имя героя переведенной Ходасевичем поэмы С. Красиньского «Иридион»), Ф. Маслов (от родового имени — Фелициан Масла), Гарольд, Кориолан, П. Семенов и пр. С 1906 года он постоянно печатается в «Золотом руне», куда хотел поступить секретарем редакции, но Рябушинский, владелец журнала, отказался его принять по своим соображениям.

С конца 1906 года Ходасевич работает секретарем в недолго просуществовавшем журнале «Перевал» и продолжает писать рецензии, публикуя их в журналах и газетах. В газете «Утро России» он печатает в 1910 году рецензию на книгу стихов своего бывшего гимназического учителя Виктора Стражева, оценивая ее в целом как неплохую, но в то же время довольно строго ее критикуя: «Повторяю: содержание стихов г. Стражева есть подлинная поэзия. Порою стихи его подобны зрелищу подлинных страданий. Но заставить читателя стать не только зрителем г. Стражев не в силах. Для этого недостает ему поэтического обаяния. Магия слов ему неподвластна. Наконец, недостаточная осведомленность в науке поэзии, если так можно выразиться, заставляет его слишком часто быть безвкусным. <…>

Небрежение к звуковой стороне стиха приводит г. Стражева к неудачным соединениям размеров, к писанию пятистопных ямбов без цезуры и т. д.». Одним словом, учитель получает урок от ученика.

Печатает в эти годы Ходасевич и короткие ироничные зарисовки «на злобу дня»: о «декаденствующих» девицах («Девицы в платьях»), о первых полетах аэропланов (видя в них, подобно Блоку, будущую военную угрозу), об открытии Северного полюса («Мы лишены, быть может, последнего „возвышающего обмана“. На что мы его променяли? На крохотную истину. В тридцать квадратных миль величиной!..»).

Рецензии становятся все длинней, голос рецензента — все увереннее. В этом смысле особенно удачна его критическая статья 1914 года «Русская поэзия. Обзор», напечатанная в альманахе «Альциона» (Книга 1). Дельный, профессиональный разбор новых сборников маститых и молодых поэтов выдержан в спокойном и доброжелательном в целом тоне.

Вторая крупная статья того же времени — «Игорь Северянин и футуризм», вариант реферата, прочитанного на вечере Игоря Северянина, но к ней мы еще вернемся.

Таким образом, литературные знакомства завязываются, стихи и рецензии выходят в свет, и постепенно Ходасевич становится своим в мире московской литературной богемы. А этот «декаденствующий» мир живет в те годы необычайно интенсивной, не только внешне, но и духовно, жизнью, наполненной спорами, вечными поисками истины и в то же время скандалами, ссорами, сплетнями, изысканными развлечениями. Ходасевича принимают в него, но любят его далеко не все — из-за его остроумной едкости, болезненной нетерпеливости. Молодой Бунин прозвал его за едкость «муравьиным спиртом», это повторил впоследствии Шкловский. А Константин Локс, встречавшийся, как уже говорилось, с Ходасевичем и его близким другом Самуилом Киссиным в кружке Боричевского, так написал о нем в воспоминаниях: «То был худенький молодой человек с какой-то странно-уродливой мордочкой, желтый, как лимон (он так и умер от рака печени), и в то же время державшийся с какой-то смешной важностью. <…> …у Ходасевича была несомненная злоба и чисто московская любовь к сплетням». Что ж, он и сам назвал себя в одном из писем к Петровской «великим сплетником». Остроумные и едкие люди чаще других замечают слабости ближнего и в силу своего остроумия и сами становятся слишком заметны своими разящими bons mots. Ходасевич был слишком умен и наблюдателен, чтобы не видеть смешных сторон московского символистского житья-бытья, его некоторой безвкусицы, и слишком молод, чтобы снисходительно прощать их. Одна из его язвительных стрел была направлена, например, в Брюсова, на которого он, подобно многим, долго смотрел как на мэтра: когда появилось в печати стихотворение Брюсова «Антоний» со строфой «О, дай мне жребий тот же вынуть, / И в час, когда не кончен бой, / Как беглецу, корабль свой кинуть / Вслед за египетской кормой», он прозвал «египетской кормой» Нину Петровскую, которая много лет была любовницей Брюсова и стала прототипом его Ренаты в «Огненном ангеле». Нина Петровская долго не могла этого ему простить.

Сам он к Нине Петровской относился очень сочувственно и дружески, что видно из его позднего очерка, написанного уже после ее смерти и вошедшего в «Некрополь», — «Конец Ренаты».

То, что принято считать злостью Ходасевича, было скорее проявлением его нервности, желчного ума и скептического остроумия, а возможно, и следствием слабого здоровья и бытовой неустроенности. Злым человеком в глубине души он не был. Это, по-видимому, чувствовали женщины, которые относились к нему гораздо благосклоннее мужчин и были иного мнения даже о его внешности. Евгения Муратова, танцовщица и художница, писала, например, в своих воспоминаниях, что он элегантен и изящен. Интересная деталь: женщины никогда, за редким исключением, не говорят о нем плохо, не критикуют его внешность, а для мужчин его внешний облик — постоянный предмет злословия, не говоря уже о его «злости», «сухости», «надменности». Стихи же они по большей части хвалят.


Рекомендуем почитать
Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.


Уголовное дело Бориса Савинкова

Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.


Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.