Жизнь в «Крематории» и вокруг него - [9]

Отсутствие общей идеологической платформы переводило наш дальнейший разговор в разряд бессмысленных. На прощание я поинтересовался, какие же тексты предпочитает Ива, и она зачитала мне два стихотворения. Первое повествовало о неких желтых ботинках, практически являясь среднеарифметическим переводом сразу нескольких суперрок-н-роллов. Что-то между «Blue Suede Shoes» и «Old Brown Shoe». Второе стихотворение вообще напоминало детскую считалку:

Кошки не похожи на людей,

Кошки – это кошки…

В общем наша встреча закончилась ничем. Но весной 1984 года, когда я слушал случайно попавшую в мои руки катушку некой группы «Браво», у меня появилось ощущение, будто что-то знакомое слышится мне в двух начальных песнях. Запись принес мне Саша Портнов, общавшийся с крутыми писарями андеграундной музыки, так что на коробке были написаны названия песен и состав группы. Я задумчиво скользнул глазами по имени певицы – Ивонна Андерс – и тут же вспомнил свою встречу на «Пушкинской» и прочитанные мне девушкой по имени Ива тексты… Вот так не сложилось наше сотрудничество с такой самобытной певицей, как Жанна Агузарова. Может быть, если бы мы встретились не в метро, а в другом месте, где можно было что-то спеть или сыграть, – результат встречи оказался бы другим. Но стоит ли гадать о возможных последствиях, если существует реальная жизнь?

В дальнейшем идея «женского» альбома обсуждалась все реже, пока не затихла совсем. Очень жаль, что вместе с ней умерли несколько неплохих песен, в частности один очень приличный блюз, написанный тогда Арменом…

…Через семь лет после написания последних строк и спустя 13(!) лет после описываемых событий на альбоме 1996 года «Гигантомания» (куда Армен собрал многие старые, но нереализованные песни) группа «Крематорий» впервые запишет этот блюз (с новым названием «Мата Хари блюз»), а споет его представительница нового поколения женского рок-вокала Ольга Дзусова.

ВЕЧЕРА НА РЕЧНОМ

Осень и декабрь 84 года были наполнены квартирными концертами. Мы уже обкатали нашу программу до автоматизма и иногда, когда квартирные условия позволяли, прогоняли до трех концертов в день (как это было 30 сентября на флэту некоего Саши в Карачарово). Конечно, случались и накладки. Но они, в основном, были связаны с неумеренным потреблением горячительных напитков, что, впрочем, соответствовало стилю нашей жизни и смыслу наших песен. Особенно в этом ракурсе запомнились два сейшена, проходивших 16 сентября 84 года на квартире нашего друга Сергея Рябцева (Кряба) на Речном вокзале. Дело в том, что мы появились дома у Кряба еще накануне, а в магазине рядом давали «Лидию» (эх, 84-й!..) и водку, так что, как пелось в известной песне, «нас утро встречало прохладой…» плюс жесточайшим похмельем. Именно поэтому к трем часам дня (начало первого концерта) я лично успел выполнить большую и насыщенную программу: утреннее пиво + чуть-чуть вина + случайное попадание в милицию. Правда, через час меня отпустили… Все остальные времени тоже не теряли, и к моменту начала первого концерта общий тонус был очень высок.

Кроме алкоголя на славу поработал над подготовкой к выступлению мой бывший одноклассник Егор Зайцев (сын известного модельера Славы Зайцева, ныне сам интересно работающий в этой области), который принимал участие в создании нашего концертного имиджа.

Мишка Россовский был представлен как матрос-анархист, и надо сказать, что бескозырка с тельняшкой гармонировали с его скрипичными телодвижениями. Мою экипировку в тот день составил банный халат Крябовой матери с пришитым на груди гербом пионерской организации (его принес Зайцев, а изображен был на нем дедушка Ильич в обрамлении алканавтского лозунга «Всегда готов!»), семейными трусами и одним носком. Вру, были еще две стилизованные наколки: на левой руке крупно – «Мавзолей», на правой щеке – самая распространенная заборная надпись. Жаль, что существует лишь плохая любительская съемка, где рассмотреть что-то возможно, лишь подходя к процессу творчески. На Армена и Пушкина шмоток не хватило, а потому Егор закрасил специальным фирменным фломастером каждому из них зубы – через один. Так что при пении Армен Сергеевич демонстрировал целое состояние.

Еще один наш приятель Сергей Губонин, ныне прочно обосновавшийся в Стокгольме, а тогда употреблявший алкогольную продукцию в Москве, выступал в роли неуправляемой декорации. Его фразеологические «репризы» и сценические «движения» подчинялись закону выключателя (уснул – проснулся, упал – встал) и придавали мероприятию свежесть настоящего алкогольного хеппенинга. Минут через десять после начала первого концерта Серега заснул прямо посреди сидящей на полу публики, так что мы видели не только живые глаза слушателей, но и «труп», валяющийся среди них. Публика, пришедшая тоже не с пустыми руками, старалась не отставать от нас и отвязывалась как могла.

Я описал фрагменты данного сейшена, чтобы проиллюстрировать бешеную энергию и выдумку концертов тех лет. И, надо сказать, в квартирниках присутствовало нечто гораздо более важное, чем пафос концертов в тысячных залах и на стадионах.