Жизнь в эпизодах - [66]

По большому счету, сексуальна не красота как таковая, а любовь человека к себе и жизни, которую он хочет разделить с другим в танце тел и душ.

Красота – в любви! И если вы не любите себя, помогите себе обрести эту любовь. И пусть красота будет разной: и будничной, и парадной. Такие советы от «выступной» женщины.

Эпизод 12 Новые жизни

За окном февральский вечер ближе к 22 часам. Темно. Снежная тишина за окном. Катя стоит у гладильной доски. Встать к ней вплотную мешает внушительный живот, нежно обтянутый мягкой тканью голубой кофточки в белый горошек. И это самая прекрасная помеха в жизни. Со дня на день родится Катин сын. На холодильнике магнитик с фото с 3-D УЗИ. Стоя у этого фото, они с Костей каждый раз рассуждают о том, на кого сын похож. Кате кажется, что на Костю. И так не терпится увидеть его личико.

У Кати вовсю разгулялся синдром гнездования. Дома уже все готово к появлению нового человека. А сейчас Катя гладит новые шторы, чтобы Костя успел их повесить.

Вдруг она почувствовала слабую тянущую боль внизу живота. До предполагаемого дня родов, обозначенного еще на первом УЗИ, осталось каких-то 2 часа, но Катя не спешит изумляться мастерской проницательности своего врача и ждет регулярности вестников рождения. У нее уже бывали тренировочные схватки, поэтому надо было убедиться, что происходящее с ней сейчас – схватки истинные. Через полчаса боль снова сжала живот мягкими тисками. Катя попросила Костю взять листочек и записать время. Еще чуть погодя схватки участились. Когда количество строчек на листочке перевалило за 7 и стало очевидно, что интервал между схватками стабильно 11 минут, будущие родители позвонили Катиной личной акушерке Татьяне. Костя уехал за ней, а Катя набрала теплую ванну, чтобы расслабиться и подготовиться. Налила воды, добавила пену с кокосовым маслом. Почему-то два дня назад очень захотелось всего кокосового, но не есть, а нюхать, мазать на кожу. Она чувствовала в себе смесь восхищенного предвкушения и страха. Доктор на последнем осмотре предсказала 90-процентную вероятность кесарева, а Катя мечтала родить сама, как ее мама, бабушки и прабабушки. Но в душе уже поселилось предчувствие, что не выйдет, было ощущение, что что-то не так. Боль между схватками не отпускала до конца, не было возможности отдохнуть.

Наконец приехала Татьяна. Когда она вошла в дом, веселая и бойкая, Кате стало легче. Было теперь с кем разделить свои женские тревоги, не беспокоя ими Костю. Провели осмотр и решили подождать еще. Катя сделал несколько медитативных глотков красного сухого вина и подремала столько, сколько позволила боль. При следующем осмотре лицо Татьяны стало озадаченным. «Знаешь, Катюша, поехали-ка в роддом». Акушерка позвонила врачу. Они взяли все заранее приготовленное и необходимое и отправились за счастьем.

Всю дорогу Татьяна и Костя шутили. Катя ойкала и смеялась каждый раз, когда машина проезжала через лежачего полицейского, хотя Костя вел автомобиль так мягко, как только это было возможно.

В приемном покое приняли бережно, внимательно: измерили рост, взвесили, сделали УЗИ – однократное обвитие. Молодец, малышок, одну петельку с себя таки снял. Уже легче. Выдали им с Костей одежду, перевели в родильный блок. Он Кате не нравился: лысые окна, кругом кафельная плитка грязноватых цветов и безрадостный свет. Если бы рядом не было Кости, Катя впала бы в панику в этой стерильной мрачноватой обстановке советской больницы. В соседнем родблоке стонала женщина, говорили с ней и не грубо, и не ласково, но буднично, обыденно, как со всеми. А в такой момент, когда ты на пике уязвимости, хочется себя ощущать особенной и самой любимой, самой сильной и толковой роженицей на свете. Прозаичности в действиях врачей Катя тоже испугалась. Боль перестала отпускать вовсе, заливала тело, как вязкая жидкость, она поднялась уже выше пупка и даже как будто начала сковывать зажимом руки. Их постоянно хотелось поднимать вверх. Лежать было больнее, чем ходить. Стиснув зубы, Катя выдержала КТГ. Костина фигура рядом позволяла держаться за реальность. Катя не боялась боли как таковой. Было страшновато за сына. Как он там?

Время шло. Ничего не менялось. А боль усиливалась. Собрали консилиум. Врачи решили единогласно – надо делать экстренное кесарево. В операционную Косте идти было нельзя, и на Катю сразу свалились лавиной беззащитность и зависимость от всех этих людей в халатах. Но у нее была Надежда – ее врач, которая вела роды. И в операционной она стала ее маяком на берегу спокойствия. Пока Надежду готовили к операции, Катя испытала на себе профессиональный юмор анестезиолога. Когда Катю спустя 12 часов родов в 10 утра привезли на каталке в операционную, ее полностью захватила новая схватка. Терпеть было уже трудно. Катя уже почти кричала, но сдержанно, стиснув зубы. Самообладание не теряла. Анестезиолог, мужчина лет 50, набирая жидкость в шприц, сухо и надменно спросил: «Что вы кричите?» Хотелось ему ответить словцом покрепче, да так же крепко еще за что-нибудь чувствительное схватить. Как только Катю приподняли на каталке и посадили, чтоб сделать анестезию, стало не так больно. Все же лежать во время схватки – настоящее испытание. Один укол меж позвонков, несколько минут, и боль ушла без следа.