Жизнь Святого Апостола Павла - [30]

. Вместе с ним прибыла и знаменитая своею красотою сестра его Вереника, которая, после развода с Полемоном, царем Киликийским, жила у Агриппы [58]. Прибытие их послужило для Павла поводом еще раз торжественно засвидетельствовать перед лицом иудеев о том уповании, ради которого он был заключен в узы. Поскольку Агриппе, как иудею по происхождению, хорошо известна была иудейская религия и поскольку он имел право назначать первосвященников и заботиться о благоустройстве Иерусалимского храма [59], в осквернении которого обвиняли Павла, то Фест, желая воспользоваться его сведениями и советом, пересказал ему историю судопроизводства над Павлом. Рассказ этот вызвал у Агриппы желание выслушать самого Павла. Фест согласился и назначил собрание, в котором должны были присутствовать Агриппа, Вереника, тысяченачальники и все почетные кесарийские граждане. Когда Павел был приведен в собрание, Фест сказал: Царь Агриппа и все присутствующие с нами мужи! Вы видите человека, против которого и в Иерусалиме, и здесь иудеи во множестве приступали ко мне с криком, что ему не должно более жить. Но я нашел, что он ничего не сделал достойного смерти, и так как он сам потребовал суда у кесаря, то я решился послать его к нему. Теперь, не имея ничего достоверного, что бы можно было написать о нем государю, я представляю его вам и особенно тебе, царь Агриппа, дабы по рассмотрении было мне что написать. Ибо мне кажется неприлично послать узника и не указать, в чем его обвиняют (ср.: Деян. 25, 23–27). После этого Агриппа позволил Павлу говорить за себя, и тот, простерши вверх руку [60], в свою защиту сказал следующее:

Царь Агриппа! Я почитаю себя счастливым, что пред тобою сегодня могу защищаться от всех обвинений, которые предъявляют мне иудеи[61], тем более, что ты знаешь все обычаи и спорные мнения иудейские. И потому прошу тебя выслушать меня великодушно. Жизнь мою от юности моей, которую сначала проводил я среди народа моего в Иерусалиме, знают все иудеи. Знают также обо мне издавна, ежели захотят свидетельствовать, что я жил по учению фарисейскому, строжайшему в нашем вероисповедании. И ныне я стою пред судом за надежду на обетование, данное от Бога отцам нашим, исполнение которого надеются увидеть все наши двенадцать колен, непрестанно служа Богу день и ночь. Эту-то надежду, царь Агриппа, ставят мне в вину иудеи. Что же, неужели вы почитаете невероятным, что Бог воскрешает мертвых? Правда, я и сам думал, что мне должно много действовать против имени Иисуса Назорея, и я делал это в Иерусалиме.

После этого, изобразив свои жестокости в Иерусалиме над христианами и описав явление ему Иисуса Христа во время путешествия в Дамаск, Павел продолжал: Поэтому, царь Агриппа, я не воспротивился небесному явлению, но сперва жителям Дамаска и Иерусалима, потом по всей земле Иудейской и у язычников проповедовал, чтобы покаялись и обратились к Богу, и делали дела, достойные покаяния. За это иудеи схватили меня в храме и покушались убить. Получив же от Бога помощь, до сего дня я жив и свидетельствую малому и большому, не говоря ничего более, кроме того, о чем пророки и Моисей говорили, что это будет, то есть, что Христос должен был пострадать и, востав первый из мертвых, возвестить свет сему народу иудейскому и язычникам.

Последние слова об Иисусе Христе, крестная смерть Которого сделалась источником благословения для всего рода человеческого, Фесту, надменному предрассудками язычества, показались столь странными и несбыточными, что он, прервав Павлову речь, вслух сказал: Безумствуешь ты, Павел, большая ученость доводит тебя до сумасшествия. Нет, достопочтенный Фест, — отвечал Апостол, — я не сошел с ума, но говорю слова истины и здравого смысла. Ибо знает об этом царь, пред которым я и говорю смело. Я отнюдь не верю, чтобы от него было что-нибудь о том (о смерти и воскресении Иисуса Христа) сокрыто, ибо это не в углу происходило. Веришь ли, — продолжал он, обратившись к Агриппе, — веришь ли, царь Агриппа, пророкам? Знаю, что веришь. Слова эти так сильно подействовали на царя, что он как бы невольно сказал: Ты едва ли не убедил меня сделаться христианином. Молил бы я Бога, — отвечал Павел, — чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все слушающие меня сегодня сделались такими, как я, кроме этих уз (ср.: Деян. 26, 2-11, 19–29). На этом беседа прекратилась, все присутствовавшие встали и, отойдя от Павла, рассуждали о его деле. Агриппа решительно объявил Фесту, что, по его мнению, Павел совершенно невиновен и что его можно было бы освободить, если бы он уже не потребовал для себя кесарева суда. Поэтому решено было отправить его в Рим.

К чему, могут спросить здесь, послужило долговременное заключение, продолжавшееся два года, Павла в Иудее? Не лучше ли было бы, если бы он провел это время в проповедании Евангелия язычникам? Сколько тысяч душ, ослепленных идолопоклонством, выведено было бы им из тьмы в свет? Чтобы уразуметь в этом случае достойные поклонения пути Промысла Божия, надлежит припомнить, какая же цель пребывания Павла в Иерусалиме была назначена ему Самим Ииусом Христом: он должен был торжественно свидетельствовать иудеям о Божественности Иисуса Христа, ими отверженного и гонимого (см.: Деян. 23, 11). Это было последнее воззвание, которым Промысл вразумлял потомков Авраама, прежде нежели наступило время предать их конечному отвержению за убиение Богочеловека. В этом отношении нельзя было найти провозвестника покаяния лучше Павла, прежнего гонителя христиан, теперь ревностнейшего их защитника. Самые узы его, очевидно, также свидетельствовали о Божественности Иисуса Христа — они обратили на него внимание всего верховного совета иудейского и, следовательно, всего Иерусалима, всей Иудеи. В лице Павла, некоторым образом, вновь предстал на суд иудеев Сам Иисус Христос. Большинство иудеев, ослепленных предрассудками, снова не узнали, отвергли Его, но были, конечно, и такие, для которых пример обращенного в христианство Савла послужил во спасение.