Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство - [92]
В нашем личном хозяйстве с пастухом и конюхами до 14 человек рабочих. Только во время усиленной косьбы утомленная их природа требует водки, и им дают по хорошему стакану. Иногда косцы и сами просят. Но в остальное время года работники об ней не думают и не заикнутся. На свои, в будни, пить не на что, потому что жалованье большею частью забирают их домашние. Но подходит праздник престольный, и Гаврику очередь идти домой. «Пожалуйте денег». Сколько тебе? «Рублей 5». Зачем ты это делаешь? Ведь через неделю или через месяц занадобятся деньги в семье — и близко будет локоть, да не укусишь. Гаврик смотрит оловянным взглядом недоумения. Пять ли, десять ли возьмешь на праздник, все равно прогуляешь. Не дам больше рубля — спасибо скажешь. «Ну что ж, — говорит Гаврик, чувствуя, что не совладает с вентилатором, — пожалуйте хоть рублик». Какие же это пьяницы? это дети, за стаканом вина забывающие цену вещам. Тратя непроизводительно 60 — 80 рублей на свадьбу, крестьянин забывает, что в прошлом месяце его бабы бегали по дворам занять сольцы, которой на 3 рубля ему хватит на круглый год на весь дом. Мы не хотим сказать, чтобы между крестьянами не было пьяниц в полном смысле слова; но не думаем, чтобы сравнительное большинство таких экземпляров выпадало на долю крестьянства, поставленного положением собственника в неблагоприятные для беззаветного пьянства условия. Нам приходилось не раз спрашивать у городских извощиков: почему в праздники весь народ выпивши, а между извощиками пьяных незаметно? И каждый раз получали в ответ, что извощику напиваться нельзя — лошадь угонят. Беззаветное пьянство — удел пролетариата, которому у нас не о чем думать. Сыт и пьян он всегда будет, а остальное ему не нужно. Сюда относится громадное большинство бывших дворовых: домашней прислуги и мастеровых, созданных покойным крепостным правом, без которого не было бы всех этих необходимых личностей. Что нужда повсюду являлась истинным источником труда, известно не со вчерашнего дня. Посмотрите, с какой неотразимой логикой Бедность в комедии Аристофана «Богатство» выставляет себя возбудительницей производительных сил, матерью всех искусств и ремесел. На основании этих вечных законов можно бы ожидать, по крайней мере от нашего пролетариата, большого рвения к труду и большого самообладания. Но, применяя общие законы к нашему быту, не должно забывать, что наше историческое развитие поставило нас до поры до времени в противоположное с другими образованными сторонами экономическое положение. Там работ нет, здесь рук нет. «Как! — восклицает сосед ваш. — Сидор, которого я прогнал за пьянство, у вас? Помилуйте, да ведь его невозможно держать!» — «Право? — отвечаете вы. — Жаль, что я этого не знал. А у меня он ведет себя сносно». — «Как! — продолжает сосед. — Да он сейчас с вами говорил пьяный». — «А я, признаться, не заметил», — отвечаете вы. Через месяц не замечать уже невозможно, вы отказываете Сидору и можете, в свою очередь, ехать удивляться к соседу, который, тоже в надежде на исправление Сидора, уже успел нанять его.
Не стоило бы говорить о пьянстве и его экономическом значении, когда бы со всех сторон не раздавались если не лицемерные, то, по крайней мере, бесплодные возгласы против этого явления. Принимая в расчет все количество крепких напитков, начиная с виноградного вина и пива, мы не найдем, чтобы русский человек в общей сложности выпивал более немца или англичанина. Можно только упрекнуть его в способе выпивать свою долю. Если всякий, настойчиво пьющий постепенно превращается в коня, льва и, наконец, в свинью, то наши питухи нередко с такой быстротой проходят все метаморфозы, что наблюдатель не замечает двух первых превращений. Посмотрите на кучера, ссадившего хозяина на чугунку и заехавшего на обратном пути к первому кабаку. Долго ли он там пробыл? Две, три минуты. А в каком он виде? О коне и льве и помину нет. Что же тут делать? Нельзя же за всяким приставить няньку, которой известна и его
