Жизнь среди гималайских йогов - [109]

Я чувствую, что моя жизнь стала полнее и богаче, благодаря тому, чему я научился у великих мудрецов. Если мои руки не смогут приподнять покров будущего, а глаза проникнуть в его глубины, я тем не менее смогу услышать музыкальные мелодии и различить их голоса. Объекты этого мира не проходят через мой ум, но эхо их голосов звучит из глубин моего существа.

Мой учитель покидает свое тело

Однажды (это было в июле 1945 года) мой учитель сказал, что хочет покинуть свое тело. Я стал протестовать.

«В священных писаниях говорится, что учитель, покидающий в этом мире своего несмышленого ученика, совершает грех и подлежит вечным мукам», — сказал я.

«Ну, что ж, хорошо, — сказал он. — Я подожду оставлять свое тело, раз ты такой глупый и несмышленый».

После этого в 1954 году, незадолго до моего отъезда в Германию, во время купания в Ганге мне пришла в голову мысль: «Наверное нехорошо с моей стороны заставлять его оставаться в своем теле. Ведь он уже столько для меня сделал».

Когда я пришел к своему учителю, то он, хотя я ничего не говорил ему о своих мыслях, сказал:

«Попроси всех остальных свами явиться сюда сегодня вечером в половине шестого для последнего наставления, которое я вам дам».

Мы находились на высоте 11600 футов возле одной церкви в Гималаях. Это место расположено между Басудхарой и Бадринатхом.

В нашей традиции присутствие при смерти йога считается ценным опытом, и мы всегда стараемся присутствовать при смерти своего учителя. Йог умирает, когда захочет. Если учитель хочет жить долго, он живет; если учитель хочет оставить свое тело, он оставляет его с такой же простотой, с какой змея сбрасывает кожу.

«Почему ты хочешь оставить свое тело?» — спросил я.

«Когда ты купался, ты подумал о том, что не имеешь права удерживать меня здесь. Теперь ты вырос и кое-чему научился. Ты окончательно возмужал и способен стоять на своих собственных ногах в этом мире. Я чувствую себя вольным продолжить свое странствие».

Нас было пятеро с ним на вершине той горы. Вечером мы собрались вокруг него, и он спросил, желает ли кто-нибудь чему-то научиться или что-то узнать о духовных практиках. Я был глубоко опечален, но в то же время не хотел выдавать свою привязанность к нему, полагая, что тело все равно рано или поздно должно обратиться в прах. Поэтому я, как только мог, старался успокоить себя. Он взглянул на меня и спросил:

«Нужно ли тебе что-нибудь от меня?»

«Я хочу, чтобы ты был со мной всегда, когда ты мне будешь нужен, когда меня постигнет беда, покинет надежда или я буду не в силах справиться с ситуацией».

Он обещал мне это и затем благословил меня. Мы все поклонились ему. Он сел в сидхасану и закрыл глаза. Затем негромко произнес: «Ауммм», и жизнь оставила его тело.

Мы все начали плакать. Никто из нас не знал, должны мы предать его тело земле или погрузить его в реку. Мы никак не могли это решить. В течение двух часов мы обсуждали этот вопрос и утешали друг друга, но так и не смогли прийти к какому-то решению. В конце концов право решать было отдано мне. Мне хотелось перенести его тело к нашей пещере, но так как она находилась в шестидесяти трех милях, это заняло бы несколько дней. Тем не менее мы решились на это, и отправились в путь. Я и еще один свами несли его тело. В горах нельзя передвигаться ночью, и поэтому мы остановились на ночь в одной маленькой пещере. Мы вели себя очень тихо и всю ночь просидели в безмолвии, глядя друг на друга. Я никогда не верил в то, что мой учитель однажды покинет меня, но он это сделал. На следующий день, после восхода солнца, мы вновь понесли его тело и за день прошли пятнадцать миль. Нам приходила в голову мысль захоронить тело, но мы никак не могли решить, где и как это сделать. Мы опасались того, что могилу разроют. Так прошло два дня, и на третий мы решили похоронить его тело на вершине горы, с которой издали была видна наша пещера. Мы выкопали яму глубиной в шесть футов и положили в нее тело. Затем нам нужно было забросать могилу камнями и землей, но ни один из нас не в силах был пошевелиться. Мы могли переговариваться, но в остальном нас всех пятерых охватило какое-то оцепенение: мы стали совершенно вялыми, безжизненными и инертными. Я никогда не испытывал раньше ничего подобного. Ощущение было такое, словно моя душа была полностью отделена от тела, и я совершенно ясно осознавал это отделение. Мне казалось, будто я выскочил из тела, и остальные ощущали то же самое. Как вдруг все мы услышали голос моего учителя: «Я здесь. Очнитесь. Не нужно печалиться. Нужен ли я вам опять в своем теле, или вы хотите, чтобы я помогал вам без тела?»

«Ты нужен мне в своем теле», — сказал я.

Мы все вдруг заплакали в один голос и стали умолять его вернуться. Затем я почувствовал покалывание во всем теле. Постепенно наше оцепенение прошло, и мы начали двигать своими членами. Мой учитель встал и выбрался из ямы.

«Очень плохо, что я все еще нужен вам в теле», — сказал он. — Вы все еще поклоняетесь форме и не хотите заглянуть за нее. Ваша привязанность к моему телу является препятствием. Отныне я займусь тем, чтобы избавить вас от этой привязанности». — После этого он стал объяснять нам взаимосвязь между телом и бесформенной душой.