“Я живу на железнодорожной станции.”-— ответил юноша.
“На железнодорожной станции? — переспросил Прабхупада, — Ну и как там?” Молодой человек начал описывать свои трудности, с которыми он сталкивался, живя на станции. Зачастую его будили полицейские и силой выбрасывали вон.
“Итак, ты покинул нас с тем, чтобы иметь больше свободы, — резюмировал Прабхупада,— но теперь ты живешь, подчиняясь силе.”
“Да.” “Если тебе не нравится жить с преданными,— продолжал Прабхупада, — то ты обнаружишь, что жить под строгим контролем материальной природы еще труднее. Так что бросай все это и возвращайся жить к нам.” Однако парень продолжал сопротивляться, говоря о какой-то неясной неудовлетворенности и предаваясь рассуждениям заблудшего. Прабхупада вновь столкнулся с очередным проявлением того независимого духа, с которым ему приходилось иметь дело на Гавайях, где многие, объявляя себя его учениками, жили в стороне, придерживаясь различных философских направлений, будучи под влиянием Анандаджи и других, высказывавшихся против ИСККОН. Я едва ли встречал что-либо,подобное в США. Но я начал осознавать, насколько иначе дела обстояли в других местах по всему миру, даже в ИСККОН, и как Шриле Прабхупаде приходилось сталкиваться со всеми этими разнообразными проявлениями менталитета и проблемами, когда он путешествовал.
Где-то через час после приезда Прабхупада вошел в крохотную храмовую комнату. Несколько
IMA ИЛ ТРЕТЬИ
японских юношей и девушек ожидали его там. Они с почтением встретили Прабхупаду. Он сел на въясасану, принял расслабленную позу, откинувшись на спинку, и стал читать лекцию присутствующим преданным и гостям. В определенный момент он прямо заговорил о том специфичном явлении, с которым он здесь снова столкнулся.
“Если кто-то служит духовному учителю и вопрошает его, — сказал Прабхупада, — тогда духовный учитель очень либерален, щедр и с радостью дает ответы. Но в Кали-югу многие расходятся во мнениях даже с их духовным учителем.
Никто не может отвергнуть духовного учителя и в то же время утверждать, что он понимает его наставления. Если я говорю, что люблю Кришну и при этом даю пинки его преданному, то что это за любовь? Если я хочу стать сознающим Кришну, то я должен жить с преданными и Божествами. Не должно быть так, что я люблю Кришну, а жить иду на железнодорожную станцию.”
Поскольку мы собирались недолго пробыть в Токио, я не стал утруждать себя тем, чтобы распаковывать чемоданы или доставать мою печатную машинку. Мы прободрствовали допоздна, и затем я улегся в своем спальнике на полу прямо перед дверью в комнату Прабхупады. Я с удовлетворением размышлял о своем назначении в этой жизни — быть сторожевой собакой у двери моего возлюбленного духовного учителя, и в таком умонастроении вся странность мирского окружения не могла повлиять на меня. В действительности я лежал не в темном коридоре где-то в Токио, а перед порогом в комнату Прабхупады.
Рано утром следующего дня Прабхупада вышел .на прогулку по улицам, прилегавшим к нашему
дому. Было очень холодно, и земля была покрыта снегом.
На Прабхупаде было длинное пальто с капюшоном, сделанное для него одним из преданных, и которое я, чему я теперь был весьма рад, таскал с нами в багаже с самого Лос-Анджелеса. Почти все еще спали, нам повстречалась только одна пожилая женщина, одетая в традиционное японское кимоно, которая при виде Прабхупады поклонилась до пояса, признав, видимо, в нем святого. Мы вошли в маленький парк, площадь которого не превысила бы площади обычного закоулка на Западе. Он был разбит чрезвычайно хитроумным образом, и следовать за Шрилой Прабхупадой по его узким дорожкам, ныряя между веток, как настоящий исследователь, было для меня захватывающим, мистическим приключением. Шрила Прабхупада процитировал стих, произнесенный Шукадевой Госвами: “Разве деревья не дают плодов? разве люди не выбрасывают ненужную одежду на улицу? разве в горах нет пещер?” Так Прабхупада описав жизнь по-настоящему отреченного человека.
“Эти японцы, — продолжал он, — так тяжко работают, чтобы жить в прекрасных домах. Но Шукадева Госвами говорит, что не следует льстить материалистам с целью добыть пищу, одежду или жилье. Если человек отречен, тогда сама природа, под руководством Бога, снабдит его всем необходимым, позволив человеку, таким образом, уделять все свое время самосознанию.” Идя следом за Шрилой Прабхупадой, я спросил: “Но хиппи с Гавайев могли бы сказать, что они следуют этим стихам Шукадевы Госвами, питаясь только фруктами и нося только брошенную кем-то одежду.”*
“Потому-то ваырагъя и бессмысленна без сознания Кришны.” — ответил Прабхупада. — “Обезьяны тоже живут в лесах и едят фрукты, но у них множество подружек и они активно занимаются сексом. Если человеческое существо живет подобно обезьяне, то в следующей жизни оно будет животным. Как в этом индустриализированном Токио, где люди тяжко работают ради чувственного удовлетворения, готовя себе таким образом тело животного в следующей жизни. Ты хочешь жить, как животное или вернуться к Богу?”
Всю остальную часть дня Прабхупада провел в своей маленькой комнате и снова говорил о преданных, которые отходят от общения с Вайшнавами. “Те, кто перестают следовать садхане, — говорил Прабхупада, — заявляют, что они выше правил и ограничений преданного служения. Но это неправда. Следуй этим правилам или же тебе придется следовать другим. Нам приходится следовать правилам дорожного движения, правилам рождения, правилам смерти, болезней и старости. Эти негодяи утверждают, что они — возвышенные преданные, но они не пришли, чтобы увидеть меня и предложить свои поклоны.” Таким образом Прабхупада подчеркнул, что продвинутым преданным является тот, кто предан духовному учителю и строго следует его наставлениям. Таков был критерий для каждого.
