“О, ты сделал это неправильно,” — сказал Прабхупада и сделал недовольное лицо. (Здесь я должен пояснить, если это непонятно, что, когда я пишу, о том, что Шрила Прабхупада был “недоволен”, или “раздражен”, или “сердит”, это не означает, что он был жертвой страстей, но проявлял эти эмоции, всегда контролируя их, и делал это в чисто воспитательных целях. В то момент мне было совершенно ясно, что происходило. Он нередко говорил, что нагоняй, как и поощрение, является одним из методов, который учитель использует в
целях наставления ученика. Тем не менее, проявления такого поучающего недовольства или гнева со стороны Прабхупады всегда были впечатляющими и наводили страх, что они и имели своей целью. Те, кто не заняты в преданном служении, возможно не поймут этого, но по крайней мере мы должны знать, что это совершенно нормально и вполне соответствует любовным
взаимоотношениям между истинным духовным учителем гуру и его учеником.) “Что ж, — ответил я, задетый, инстинктивно пытаясь защититься, — Я могу научиться тому, как это делать правильно.” “Тебе не удастся научиться этому, — сказал Прабхупада, — ив три сотни лет.” Признав себя глупцом, я встал и отправился в кухню, где немедленно поставил котел на плиту. После этого, благодарный и воодушевленный, я вернулся к Шриле Прабхупаде, чтобы сделать ему массаж.
Эта кухня была оснащена лучше, нежели комнатка слуги в Лос-Анджелесе.
Я тут же воспользовался преимуществами большей по размеру плиты, используя четыре конфорки одновременно, в первую очередь в двадцатиминутном перерыве между тем, как Прабхупада принимал омовение и одевался. Я мог отдельно готовить разные виды сабджи в разных котлах. А вот делать чапати было сложно. Без открытого огня они подгорали и не раздувались. Пандитджи пришел ко мне на помощь, но электроплита настолько вывела его из себя, что он пошел к Шриле Прабхупаде и сказал, что мы затрудняемся сделать чапати без огня. Прабхупада ответил, что мы должны продолжать прилагать усилия и принести прасадам вовремя.
Вдруг Пандитджи пришла в голову блестящая идея. Используя плоскую металлическую сетку, он смог держать чапати так близко к раскаленной докрасна конфорке, что они раздувались в совершенной формы шары. Возбужденные, мы закончили приготовление и отнесли прасадам Шриле Прабхупаде, который сидел на своем стуле перед обеденным столиком, украшенный несколькими гирляндами из нежных цветов индийского жасмина.
Тяжелый серебряный поднос Шрилы Прабхупады с серебряными тарелками и чашками, которые я вез с нами из Лос-Анджелеса, украшал его обед. Прабхупада предпочитал есть в одиночестве, но из кухни мы с Пандитджи, незамеченные, заглядывая через щелки в деревянной перегородке, разделяющей комнаты, могли из кухни наблюдать за сценой. Взволнованные, мы смотрели, как Прабхупада смешал рис, дал и сабджи и принялся есть, держа кусочек чапати в правой руке. “Смотри-ка, он ест много дала).” — шептал я, счастливый видеть, каким аппетитным было для него одно из приготовленных мною блюд. Кабачок же, казалось, не пробудил в нем никакого интереса.
“Чапати\” — воскликнул Шрила Прабхупада, и Пандитджи бросился в комнату, держа в щипцах очередную совершенным образом раздутую чапати и кладя ее горячей на тарелку Прабхупаде. Судя по тому, с каким удовольствием ел Прабхупада, мой первый обед на Гавайях явился для меня шагом вперед и я стал более искусен в кулинарном искусстве.
Пока Прабхупада отдыхал, я пытался тихонько повторять джапу в обеденной комнате. Через полчаса меня потянуло в сон, и я прилег на полу. Мысли о незавершенных еще делах роились в моей
голове: распечатать, отредактировать, письма, прибрать кухню, позаботиться о стирке белья…— отрывки разговора со Шрилой Прабхупадой вновь всплывали в моей памяти, основательность его философской реализации, моя удача иметь возможность вскоре увидеть его опять…
Неожиданно я был разбужен телефонным звонком. Я бегом бросился поднимать трубку, чтобы звенящий телефон не успел разбудить Прабхупаду. Это Рупапуга звонил из Теннесси. Я был очень рад его слышать, но вот у него для меня имелось очень печальное сообщение. В дом, где находился он и еще трое брахмачари, кто-то забросил зажигательную бомбу. Один из брахмачарьев впоследствии скончался в больнице от ожогов. Рупануга считал, что Прабхупада должен знать об этом, и спрашивал, какой обряд им надлежит провести по ушедшему преданному. Он рассказал мне некоторые детали, в частности о том, какое впечатление юноша произвел на персонал больницы своим самообладанием и постоянным повторением Харе Кришна, в тот момент, когда он испытывал сильнейшую боль от ожогов по всему телу. Никто не знал, кто бросил бомбу, да и полиция была далека от поимки преступников. Я со вниманием выслушал историю и сказал Рупанугс, что перескажу ее Шриле Прабхупаде.
Когда Прабхупада проснулся, он попросил меня принести доб. свежую воду кокосового ореха. У нас было несколько кокосов на кухне, и Судама открыл один из них, положив его на коврик и прорубив отверстие с помощью мачете.
Прабхупада похвалил напиток и сказал, что, если бы было необходимо, человек мог бы обходиться просто кокосовыми орехами, утоля51 жажду их соком и питаясь их мякотью.
