Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских - [6]
Молога. Народная столовая на Череповской улице
Вообще понятие «город» в России было очень растяжимым. Со средневековья городом считалось поселение огороженное, то есть имевшее валы и стены для обороны. До второй половины XVII в. ни в отношении населения, ни относительно управления разницы между городом и селом практически не существовало: лишь бы была городьба. Затем около 100 лет шла дифференциация, главным образом административного характера. В 1764 г. были введены городские штаты, и в списке осталось всего 165 городов и 13 пригородов: остальные были выведены за штат или даже перечислены в села. На конец XIX в. городов в империи было уже 919 (по данным МВД и губстаткомитетов – даже 945) городов. И жило в них около 17 млн человек из более чем 126 млн всего населения.
Правда, множество этих городов представляли даже по числу горожан нечто сомнительное: в конце XIX в. 23 из них имели менее чем по 1 тыс. жителей (всего в них 14,5 тыс. человек), а в начале столетия их было даже 129 из общего числа в 634 города; 249 городов насчитывали от 1 до 5 тыс. обитателей и 255 – от 5 до 10 тыс. В губернском городе Вологде, о которой упоминалось выше, в 1788 г. было 9,6 тыс. жителей, в 1846 г. уже 14,3 тыс., а в 1896 г. – 25,6 тыс. На рубеже XVIII–XIX вв. из старинных «стольных» городов, некогда княжеских столиц: Ростов Великий имел около 4,5 тыс. жителей, Переславль-Залесский около 4,6 тыс., Муром около 4 тыс., Суздаль около 2,9 тыс., а преобразованные в город из села Вязники – всего-то около 1 тыс. Сравним их хотя бы с принадлежавшей князьям Трубецким слободой Халань Новооскольского уезда, которая еще в 40-х гг. XIX в. была «громадным, в три тысячи душ селом, занимавшимся различными видами кожевенного мастерства, настолько обширного, что там бывала ежегодно ярмарка» (144; 34). Так что дело было не в сущности, а лишь в статусе.
Кроме того, в России было нечто среднее – город не город, село не село. Это были так называемые заштатные города, еще сохранявшие статус города, но лишившиеся своих уездов, а значит, не имевшие даже мелкого чиновничества, и не привлекавшие окрестных помещиков; посады – поселения, утратившие характер села, поскольку население занималось ремеслами и торговлей, но не получившие статуса города; местечки – нечто совсем невообразимое: большие селения, компактно заселенные евреями и не имевшие статуса города, но и не бывшие селом, поскольку в «черте оседлости» евреям было запрещено владение собственностью в сельской местности, да на протяжении более 100 лет делались тщетные попытки запретить и проживание их там. А ведь в посадах Сергиевом Московской губернии было 25 тыс. жителей, в Павловском – 8 тыс., в Азове Донской области – 27,5 тыс., в Колпино Петербургской губернии – 8,5 тыс. человек. Чем не города? Да и в заштатном городе Балаклаве Таврической губернии все же имелось 1,3 тыс. жителей. Всего в 76 таких поселениях было почти 330 тыс. жителей. Да к этому нужно добавить свыше 1,6 тыс. местечек, многие из которых имели по несколько тысяч населения. Так, старинное историческое местечко Смела Киевской губернии (ныне г. Смела Черкасской обл.) в 60-х гг. насчитывало 12,6 тыс. жителей – поболее, чем в нескольких сотнях «городов».
Уездный город. Данилов. Торговая площадь
Наконец, существовало бесчисленное количество поселений при разного рода частных и казенных заводах, поселений, по сути, промышленных, а внешне – сельских. В этом была особенность размещения старой, особенно так называемой горно-заводской промышленности: непосредственно на рудных залежах, возле воды (водяное колесо долго оставалось источником энергии) и леса (древесный уголь – единственное металлургическое топливо) возникали рудники, и при них металлургический завод, а уж их облепляли со всех сторон домишки заводских рабочих. Великое множество таких заводских поселений приобрело статус города только при советской власти, а городской облик – лишь к концу ХХ в.
Старые панорамные фотографии русских городов, в том числе и Москвы, дают нам зрелище обширной плоской серой деревянной застройки, густо перемежающейся купами рощ, садов и огородами. Лишь кое-где над ней возвышаются богатые каменные особняки, здания присутственных мест, полицейских частей с каланчами, да многочисленные храмы и колокольни. Зелени много было в русских городах и их окрестностях. Мало того, о ее сохранении и умножении заботились. После сноса московских укреплений Белого и Земляного города на их месте были разбиты бульвары – нынешние Бульварное и Садовое (откуда при советской власти сады исчезли) кольцо, обсажены были деревьями Москворецкая и Кремлевская набережные и берега Неглинной. Еще в 1801 г. (!) царский указ Департаменту уделов воспретил строительство в прилежащем к Москве селе Алексеевском фабрики, дабы не уничтожать корабельный лес Погонно-Лосиного острова на дрова и не загрязнять Яузы и ее берегов. А ведь удельная фабрика должна была давать дополнительный доход именно царю! В 1804 г. было утверждено положение о сбережении ближайших к Москве шести рощ: Лосиного острова, Оленьей, Алексеевской, Кишинской, Зеленой и Благуши; в целях сохранности и благоустройства в ведение Дворцового управления были переданы Слободской, Анненгофский, Царицынский и Всехсвятский сады; позже, с переходом в руки Императорской фамилии Нескучного, имения А. Г. Орлова, и дачи «Студенец», и их сады были взяты под охрану. Точно так же заповедными зонами были и петербургские и пристоличные царские парки: Летний, Елагинский, Каменноостровский, Таврический, Екатерингоф, Петергоф, Павловск… В то же время все они были открыты для народных гуляний.
