Жизнь против смерти - [44]
— Пройдя военное обучение, вы поедете на фронт, — говорит Готвальд офицерам и рядовым. — Наш первый отдельный чехословацкий батальон докажет, что он достоин своих гуситских предков, и снова прославит старинный гуситский призыв: неприятелей не бойтесь, не глядите, что их много, бейте их, никого не щадя. Во главе со славной Красной Армией, с героическими советскими партизанами в неприятельском тылу и с помощью надежного подполья дома вы освободите родину. Пусть каждый из вас будет крепок, как камень, и весь народ — несокрушим, как чешский гранит. Ярость обезумевшего врага разобьется о прочное, стойкое единство нашего народа на родине и за границей. Надейтесь, выдержите — и победа будет за нами!..
Раздались бурные единодушные аплодисменты, точно хлопали не ладони, а взлетающие крылья, так что бузулукский кинотеатр чуть не развалился. Офицеры и солдаты встали, как один, воздавая почет гостю, который воплощал в своем лице родину, и овациям не было конца.
ВЫШЕ ГОЛОВУ!
В замке камеры загремел ключ, средневековый ключ. Разговор разом умолк, три узницы вскочили на ноги. В дверях показалась надзирательница с листом бумаги в руке. Две узницы смертельно побледнели, третья порозовела от волнения.
— Скршиванкова Елена, herunter! Alles mit! Sofort![48]
Перепуганные женщины уставились на Елену. Но Елена словно повеселела. Волнуясь, она всегда выглядела веселей, эту черту она унаследовала от отца.
Быстро одеваясь, Елена старалась сохранить самообладание, но руки у нее дрожали. Как часто в последние дни она внутренне готовилась к этому моменту и все же не верила, что он наступит. Не верилось ей и сейчас, но пальцы плохо слушались, и вещи валились из рук. Мильча нагнулась и подала Елене упавший платок, Галачиха сказала нежно:
— Погоди, дочка, — и подтянула на юбке Елены незастегнутую «молнию».
Как будто сейчас важны такие мелочи! Все трое отлично понимали, что означает этот вечерний вызов из камеры в дни осадного положения. Но, как утопающий за соломинку, они цеплялись за всякие мелочи, потому что иначе можно было сойти с ума. Они старались занять внимание Елены обыденными пустяками и вызвать у нее и у себя ощущение, что она все еще живет, как все другие, а этого как бы не существует. И сама Елена тоже ни слова не говорила об этом. Есть такой неписаный закон у заключенных: те, кому предстоит это, скромно молчат… Да и времени не было разговаривать.
— Los! Los![49] — кричала надзирательница из коридора.
Елена торопливо обняла Галачиху, потом Мильчу. Она почувствовала, как судорожно вздрагивает девушка, вот-вот прорвутся с трудом сдерживаемые рыдания. И эта слабость товарища помогла Елене справиться с собой.
— Молчи, — сказала она с материнским превосходством. — Не мучайся, в конце концов все обойдется. Прощайте!
Но Мильча прижалась к ней, словно не желая отпускать.
— Willst du mitgehen?[50] — зашипела на нее надзирательница. Девушка не понимала по-немецки. Елена оттолкнула ее и выбежала в коридор. Не хватало еще, чтобы они взяли и Мильчу!
Дверь камеры захлопнулась, и Елена очутилась в коридоре, как птенец, выпавший из гнезда. Как сжились за это недолгое время три обитательницы камеры, как они полюбили друг друга! Кто не сидел в гитлеровских тюрьмах, тот не знает, как крепка взаимная привязанность заключенных. Уже не будет больше Елена возвращаться с допросов к Галачихе, старая работница и Мильча не будут больше заботиться о ней. А она, Елена, уже не принесет им вестей из «четырехсотки»[51], ничего не расскажет им.
Надзирательница в безобразной эсэсовской фуражке вела Елену вниз по лестнице. А лестница здесь не такая, как все лестницы, — тюремная! На каждом этаже пролет затянут металлической сеткой, чтобы отчаявшийся узник не вздумал броситься вниз и сломать себе шею. Но Елена не помышляла о самоубийстве. К чему? Она никого не выдала, держала язык за зубами, а теперь ее уже ни о чем не будут спрашивать…
По этой лестнице вздохов заключенные возвращаются поздно ночью с допросов во дворце Печека. Тюремные ступени словно покрыты тысячами незримых следов: что ни след, то боль, что ни ступень, то тоска. А впрочем, нет, эти ступени знали и веселую, бодрую походку коридорного, спешившего с доброй вестью о том, что Красная Армия гонит гитлеровцев от Москвы, и торопливые шаги выпущенного на волю человека. Ну, Елену-то не выпустят, нечего и думать, ведь она дочь Гамзы, несколько лет работала в горьковской больнице, ее уличили в том, что вместе с группой врачей она пыталась передавать витамины политическим заключенным, лечила подпольщиков; кроме того, она систематически переводила и распространяла советские военные сводки… Собственно говоря, можно было обойтись и без этих улик, ведь после покушения на Гейдриха оккупанты беспощадно казнили чехов, а коммунистов — в первую очередь.
О, господи, сколько народу в нижнем коридоре! Похоже на толпу беженцев. И все одни мужчины. Елена стояла у стены, положив свой узелок у ног, и ждала. Где-то впереди гортанный голос выкрикивал фамилии. Во времена безработицы люди вот так же толпились около биржи труда, а сейчас стоят здесь в очереди за смертью… Все это связано одно с другим, тесно связано!
Когда смотришь на портрет Марии Пуймановой, представляешь себе ее облик, полный удивительно женственного обаяния, — с трудом верится, что перед тобой автор одной из самых мужественных книг XX века.Ни ее изящные ранние рассказы, ни многочисленные критические эссе, ни психологические повести как будто не предвещали эпического размаха трилогии «Люди на перепутье» (1937), «Игра с огнем», (1948) и «Жизнь против смерти» (1952). А между тем трилогия — это, несомненно, своеобразный итог жизненного и творческого пути писательницы.Трилогия Пуймановой не только принадлежит к вершинным достижениям чешского романа, она прочно вошла в фонд социалистической классики.Вступительная статья и примечания И. Бернштейн.Иллюстрации П. Пинкисевича.
Когда смотришь на портрет Марии Пуймановой, представляешь себе ее облик, полный удивительно женственного обаяния, — с трудом верится, что перед тобой автор одной из самых мужественных книг XX века.Ни ее изящные ранние рассказы, ни многочисленные критические эссе, ни психологические повести как будто не предвещали эпического размаха трилогии «Люди на перепутье» (1937), «Игра с огнем», (1948) и «Жизнь против смерти» (1952). А между тем трилогия — это, несомненно, своеобразный итог жизненного и творческого пути писательницы.Трилогия Пуймановой не только принадлежит к вершинным достижениям чешского романа, она прочно вошла в фонд социалистической классики.Иллюстрации П.
Когда смотришь на портрет Марии Пуймановой, представляешь себе ее облик, полный удивительно женственного обаяния, — с трудом верится, что перед тобой автор одной из самых мужественных книг XX века.Ни ее изящные ранние рассказы, ни многочисленные критические эссе, ни психологические повести как будто не предвещали эпического размаха трилогии «Люди на перепутье» (1937), «Игра с огнем», (1948) и «Жизнь против смерти» (1952). А между тем трилогия — это, несомненно, своеобразный итог жизненного и творческого пути писательницы.Трилогия Пуймановой не только принадлежит к вершинным достижениям чешского романа, она прочно вошла в фонд социалистической классики.Иллюстрации П.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Он вступил в войска СС в 15 лет, став самым молодым солдатом нового Рейха. Он охранял концлагеря и участвовал в оккупации Чехословакии, в Польском и Французском походах. Но что такое настоящая война, понял только в России, где сражался в составе танковой дивизии СС «Мертвая голова». Битва за Ленинград и Демянский «котел», контрудар под Харьковом и Курская дуга — Герберт Крафт прошел через самые кровавые побоища Восточного фронта, был стрелком, пулеметчиком, водителем, выполняя смертельно опасные задания, доставляя боеприпасы на передовую и вывозя из-под огня раненых, затем снова пулеметчиком, командиром пехотного отделения, разведчиком.
Александр Исаакович Пак (1911–1958) родился в Одессе в семье грузчика. В 1925 году поступил в ремесленную школу «Металл № 6». Работал токарем, затем фрезеровщиком. После окончания школы работал на ряде машиностроительных заводов. В 1932 году окончил машиностроительный техникум. Получив диплом техника-технолога по холодной обработке металлов, был направлен на Московский завод им. Орджоникидзе.В Москве А. И. Пак поступает на сценарный факультет Института кинематографии, но не заканчивает его.С 1936 года постоянно работает литсотрудником в редакции газеты «Водный транспорт».
Ричмонд Чэпмен — обычный солдат Второй мировой, и в то же время судьба его уникальна. Литератор и романтик, он добровольцем идет в армию и оказывается в Северной Африке в числе английских коммандос, задачей которых являются тайные операции в тылу врага. Рейды через пески и выжженные зноем горы без связи, иногда без воды, почти без боеприпасов и продовольствия… там выжить — уже подвиг. Однако Чэп и его боевые товарищи не только выживают, но и уничтожают склады и аэродромы немцев, нанося им ощутимые потери.
Оружие критики не заменит критику оружиемКарл Маркс.