Жизнь после жизни - [23]

— Тедди! — При виде брата она испытала большое облегчение.

Тедди сидел на кровати подле Бриджет со своим новым самолетом на коленке.

— Я тебя обыскалась, — сказала Урсула.

Лежавшая на полу Трикси при виде Урсулы с готовностью вскочила.

— А я хотел Бриджет развеселить, — сказал Тедди, поглаживая самолетик.

Тедди твердо верил в целительную силу игрушечных поездов и самолетов. (Когда вырастет, он, по собственному заверению, собирался стать летчиком.)

— Бриджет вроде бы спит, а глаза открыты, — сказал он.

И в самом деле. Широко распахнуты и слепо устремлены в потолок. Эти пугающие глаза подернулись водянистой голубой пленкой, а кожа приобрела странный, сиреневатый оттенок. «Кобальтовый фиолетовый» — так назывался похожий цвет в наборе акварельных красок Урсулы. Изо рта Бриджет торчал кончик языка, и на мгновение Урсула вспомнила, как миссис Гловер только что засовывала телячий язык под пресс.

Урсула никогда прежде не видела покойников, но сейчас даже не усомнилась, что Бриджет мертва.

— Слезь с кровати, Тедди, — осторожно выговорила она, словно боясь спугнуть дикого зверька.

Ее затрясло. Не только потому, что Бриджет умерла, хотя это само по себе было ужасно, но еще и оттого, что кругом витала какая-то страшная опасность. Голые стены, тонкое жаккардовое покрывало на железном остове кровати, щетка и гребень с эмалевыми ручками на туалетном столике, лоскутный коврик на полу — вся обстановка вдруг стала неузнаваемой и глубоко враждебной. По лестнице поднимались Сильви и доктор Феллоуз. Голос Сильви звучал тревожно, голос доктора Феллоуза — скорее безразлично.

На пороге Сильви ахнула:

— Боже праведный! — Она увидела, что рядом с Бриджет находятся дети.

Схватив под мышку Тедди, который еще не успел слезть с кровати, она потащила Урсулу в коридор; от этой суматохи Трикси завиляла хвостом и с готовностью понеслась за ними.

— Иди к себе в комнату, — сказала Сильви дочери. — Нет, ступай к Тедди. Нет, ко мне в спальню. Иди же!

В ее голосе зазвучало неистовство, словно это была вовсе не та Сильви, которую они знали. Бегом вернувшись в комнату Бриджет, она решительно захлопнула за собой дверь.

Теперь до их слуха доносилось только перешептывание Сильви с доктором Феллоузом; в конце концов Урсула сказала: «Пошли» — и взяла Тедди за руку. Он безропотно позволил увести себя вниз, в мамину спальню.

— Ты пирог обещала, — напомнил он.

— У Тедди кожа того же цвета, что у Бриджет, — говорила Сильви.

От ужаса у нее подвело живот. Увиденное не оставляло сомнений. Что до Урсулы — та оставалась просто бледной, хотя у нее потемнели веки, а кожа приобрела странный, нездоровый блеск.

— Гелиотропный цианоз, — определил доктор Феллоуз, измеряя пульс Тедди. — Видите, на щеках появилась красно-бурая сыпь. К сожалению, это наиболее тяжелая форма.

— Прекратите, умоляю, прекратите, — зашипела на него Сильви. — Избавьте меня от ваших лекций. Я вам не студентка, я их мать!

Как же сильно она сейчас ненавидела доктора Феллоуза. Бриджет лежала наверху, еще теплая, но уже недвижимая, как надгробная плита.

— Это вирус, — беспощадно продолжал доктор. — Вчера ваша горничная поехала в Лондон и там затесалась в толпу — простейший способ подхватить инфекцию. Заболевание распространяется мгновенно.

— Только не на этого. — Сильви неистово сжимала ручонку Тедди. — Только не на моего ребенка. Не на моих детей, — исправила она сама себя, потянувшись к Урсуле, чтобы положить ладонь на ее горящий лоб.

В дверях замаячила Памела; Сильви прогнала ее резким окриком. Памела заплакала, но Сильви было не до слез. Она оставалась один на один со смертью.

— Должен же быть какой-то выход, — обратилась она к доктору Феллоузу. — Что мне теперь делать?

— Молиться.

— Молиться?

Сильви не верила в Бога. Библейское божество представлялось ей несуразным и мстительным (Тиффин и все прочее), не более реальным, чем Зевс или великий бог дикой природы Пан. Следуя традиции, она по воскресеньям ходила в церковь, но свои еретические мысли держала в тайне от Хью. А куда денешься — и так далее. Однако же сейчас она молилась, истово, хотя и без веры, подозревая, что разницы не будет.

Когда у Тедди из ноздрей показалась сукровичная пена, похожая на «кукушкины слюнки», Сильви вскрикнула, как раненый зверь. За дверью подслушивали миссис Гловер и Памела: в этот редкий миг единения они держались за руки. Сильви выхватила Тедди из кроватки, прижала к груди и завыла.

Боже милостивый, подумал доктор Феллоуз, приличная женщина, а голосит, как дикарка.

Дети вспотели, запутавшись в льняных простынях Сильви. Тедди раскинулся поперек подушек. Урсула хотела его обнять, но брат весь горел, и она довольствовалась тем, что взяла его за щиколотку, словно боялась, как бы он не сбежал. Легкие Урсулы наполнились чем-то вязким: она вообразила, что это заварной крем — густой, желтый, приторный.

К ночи Тедди не стало. Урсула поняла это в один миг, нутряным чутьем. Она услышала единственный сдавленный стон матери, а потом кто-то поднял Тедди с кровати; хотя ее брат был еще маленьким, Урсуле показалось, что от нее убрали нечто очень тяжелое, и она осталась в постели одна. До ее слуха доносились сдавленные рыдания Сильви, такие страшные, словно ей отрубили руку или ногу.