Жизнь после жизни - [132]

— Он погиб, верьте мне, — сказал Рой Холт. — Со всем экипажем. Машина была охвачена пламенем от носа до хвоста. Многие, наверно, к этому моменту уже были мертвы. Я его видел, наши самолеты летели совсем близко, в строю. Он обернулся и посмотрел на меня.

— Посмотрел на тебя?

Урсула не поверила своим ушам. Чтобы Тедди в последние мгновения своей жизни, чувствуя неизбежное… Что было у него в мыслях: луг, роща и речка, бегущая через голубой от колокольчиков лес? Или языки пламени, готовые поглотить его, нового мученика Англии?

Иззи стиснула ей руку.

— Полегче, — сказала она.

— У меня одно было на уме: как уцелеть. Его машина потеряла управление, еще немного — и врезалась бы в нашу.

Он снова пожал плечами. Сейчас он выглядел мальчишкой и в то же время стариком.

— Живите себе дальше, — грубовато добавил он, но тут же смягчился: — Я вам собаку привел. Подумал, вы ее захотите домой увезти.

У ног Урсулы спала Фортуна. Тедди был несказанно рад, когда впервые увидел ее щенком. Решив не оставлять собаку в Лисьей Поляне, он увез ее с собой на базу. «С такой-то кличкой и с такой репутацией, — писал Тедди, — ей здесь самое место». Он прислал родным фотографию своего экипажа: все безмятежно сидят в старых креслах, а у Тедди на коленях гордо красуется Фортуна.

— Но она — ваш талисман, — запротестовала Урсула. — А вдруг ты накликаешь беду, если ее отдашь?

— С тех пор как Теда не стало, удача нам изменила, — мрачно выговорил Рой Холт. — Это ведь была собака Теда, — прибавил он с большей теплотой, — верная ему, как говорится, до последнего. Воет так, что всю душу вымотала, заберите вы ее от нас. Парни с ума сходят: слоняется по летному полю, Теда поджидает. А каждый думает: теперь мой черед.

— Я этого не выдержу, — сказала она Иззи на обратном пути. Эту же фразу, вспомнилось ей, произнесла мисс Вулф, когда умер Тони.

Сколько же может человек выдержать? Собака с довольным видом сидела у нее на коленях — как видно, почуяла что-то от Теда. По крайней мере, Урсуле хотелось в это верить.

— А какой у тебя выбор? — отозвалась Иззи.

К примеру, покончить с собой. Возможно, Урсула бы так и сделала, но на кого оставить собаку?

— Идиотизм, да? — спросила она Памелу.

— Вовсе нет, — ответила Памела. — Собака — единственное, что осталось от Тедди.

— Мне иногда кажется, что это и есть Тедди.

— А вот это уже идиотизм.

Недели две спустя после того, как в Европе провозгласили День Победы, они сидели на лужайке в Лисьей Поляне («Теперь начинается самое трудное», — сказала Памела). Никаких торжеств не устраивали. Сильви отметила День Победы, приняв смертельную дозу снотворного.

— Если честно, эгоистичный поступок, — сказала Памела. — В конце-то концов, мы ведь тоже ее дети.

Сильви восприняла горькую истину одной ей доступным, неподражаемым способом: легла на детскую кровать Тедди и наглоталась таблеток, запивая их оставшимся от Хью виски. В этой комнате спал когда-то и Джимми, но он, видимо, был не в счет. Теперь ее занимали двое сыновей Памелы; им же досталась старая железная дорога Тедди, перенесенная в мансарду, в бывшую спальню миссис Гловер.

Памела, Гарольд, их мальчишки — все они жили в Лисьей Поляне. К общему удивлению, Бриджет исполнила свою угрозу: вернулась в Ирландию. Сильви, до последнего никем не разгаданная, оставила после себя бомбу замедленного действия. Когда вскрыли ее завещание, оказалось, что в нем значится некий капитал: акции, ценные бумаги и так далее, — не зря же Хью был банкиром; эту часть наследства предстояло разделить между всеми поровну, а Лисья Поляна отошла Памеле.

— Но почему именно мне? — недоумевала Памела. — Я никогда не ходила в любимчиках.

— Никто из нас не ходил в любимчиках, — сказал Урсула, — один Тедди. Останься он в живых, Лисья Поляна, скорее всего, была бы отписана ему.

— Останься он в живых, она бы не покончила с собой.

Морис был в бешенстве. Джимми еще не вернулся с фронта, а вернувшись, проявил полное равнодушие к условиям завещания. Чего нельзя сказать об Урсуле: получив столь ощутимый щелчок (слишком маленькое словечко для такой огромной несправедливости), она все же решила, что Памела будет образцовой наследницей, и в конце концов даже порадовалась, что хозяйничать в Лисьей Поляне будет ее сестра. Вначале Памела хотела продать поместье и разделить вырученную сумму между всеми в равных долях, но разубедил ее, неожиданно для Урсулы, не кто иной, как Гарольд. (Притом что Памела была не из тех, кого легко разубедить.) Он всегда недолюбливал Мориса, как за политические взгляды, так и за личные качества, и Урсула подозревала, что Гарольд использовал эту возможность, дабы наказать Мориса за то, что он, так сказать, Морис. Это была история в духе Форстера, и ее участники могли бы затаить досаду, но Урсула не стала мелочиться.

Сейчас предстояло разделить финансы. Джимми от наследства отказался: он уже купил билет в Штаты, где его ждала работа в рекламном агентстве, которую обеспечил ему кто-то из однополчан («Один знакомый», — сказал он, эхом вторя Иззи). Морис, решив не оспаривать завещание в суде («естественно, я бы выиграл дело»), нанял мебельный фургон и буквально разграбил Лисью Поляну. Содержимое фургона так и не появилось у него в доме, из чего остальные сделали вывод, что оно было распродано — назло всем. Памела оплакивала чудесные ковры и украшения Сильви, георгианский обеденный стол, элегантные стулья в стиле позднего барокко, высокие стоячие часы в деревянном корпусе. «Среди этих вещей мы выросли»; зато Морис, похоже, угомонился, и тотальной войны удалось избежать.