Жизнь после утраты: Как справиться с горем и обрести надежду - [9]

— Мне шестьдесят четыре года, Дайан. Большинство людей моего возраста и так уходят на пенсию, правда? — говорила она. — Моя жизнь была обычной, и это просто следующий этап. — Затем она кивнула в сторону палаты мужа и попросила: — Скажете ему, что я пошла в кафе купить что-нибудь перекусить? Я сейчас вернусь.

Она казалась такой спокойной, но, когда я передала мужу Бетти ее слова, он, к моему удивлению, сказал:

— Я так волнуюсь, что она сорвется. Просто не знаю, что с ней будет, когда я умру. Я имею в виду, стоит ей хотя бы взглянуть на мертвое животное, как она совершенно расклеивается. Если она увидит оленя на обочине дороги или мертвую птицу во дворе, ее начинает тошнить. Дважды ее так расстраивала смерть домашних животных, что она падала в обморок, а потом несколько дней проводила в постели, но она ни с кем это не обсуждала. Когда я думаю о том, как она расстраивалась из-за них, ну, вы понимаете… — Он сделал паузу, склонился вперед и кашлянул. — Мы прожили вместе больше сорока лет, и я просто за нее боюсь. Думаю, если вы с ней поговорите, когда мы вернемся домой, это может помочь. Не могли бы вы это сделать?

— Да, — согласилась я, — поговорю.

Когда на следующей неделе я подъехала к их дому, шел такой сильный дождь, что, даже несмотря на работавшие на высокой скорости «дворники», я с трудом рассмотрела скорую, которая выдвигалась мне навстречу. У мужа Бетти была лихорадка и сильные боли, дома они уже не могли с этим справиться, и его снова отправили в стационар хосписа. Бетти была очень расстроена тем, что ее муж должен был вскорости умереть. Она попросила меня зайти на минутку. Мы с ней разговаривали, и мне казалось, что она переживает горе совершенно нормально, до тех пор, пока я не спросила ее о собаках.

— Я не могу о них говорить, — ответила она, прижимая руки к груди. — Мне слишком больно. Я даже мысли не могу допустить, чтобы подумать об этом.

Пока она вспоминала, мы молчали. Затем Бетти заговорила: она поведала мне, как случайно отравила одну из собак. Но вскоре ее щеки побледнели.

— Я сейчас упаду в обморок, — сказала она.

— Можно задать вопрос? — спросила я, склоняясь к ней. — О чем вы подумали прямо перед тем, как так себя почувствовали?

— Ну, я… я не знаю, — с запинкой ответила она. — Я просто чувствую себя так, будто вот-вот умру. Почему?

Бетти начала анализировать свои мысли и чувства и выяснила, что в момент смерти животных она ощущала собственную смертность.

— Сколько я себя помню, — прошептала она, кусая губы, — я всегда боялась того, что меня однажды не станет. На самом деле я не думаю об этом, пока не умрет кто-то из моих собак. А потом я лежу в кровати и пытаюсь вообразить, как будет выглядеть эта комната, когда я умру. Иногда я встаю и хожу по дому, стараясь понять то, что понять невозможно. Я никак не могу представить, чтобы меня больше не было, не могу представить, что дом будет так же стоять, когда меня не станет.

Бетти осознала, что ее стратегия переживания горя была для нее не самой благоприятной, и постаралась найти опору, читая свидетельства о жизни после смерти тела. Кроме того, она обзавелась группой поддержки, где можно было обсуждать свои переживания с другими людьми. В результате она оставалась с мужем до самой его кончины, а затем, годы спустя, встретила собственную смерть с достоинством и умиротворением.

«Эту собаку она любила больше, чем собственную мать»

Жилистая, энергичная Эстел была для своей семьи поддержкой и опорой. Она отличалась живым воображением, была легка на подъем и без труда обходила племянников в шумных играх. Эстел казалась непоколебимой, как устойчивая скала. Однако вся семья была уверена, что после смерти матери она не выдержит: женщины были невероятно близки. «Но нет, она поддерживала нас всех, даже когда умерла ее мать, даже когда потом умер еще и ее любимый дядя», — рассказал родственник.

Через несколько месяцев неожиданно заболела и сдохла одна из собак Эстел. Тогда она впервые застонала и зарыдала, охваченная сильнейшим горем. Она была настолько подавлена, что впала в глубокую депрессию. «Как это она могла так владеть собой на похоронах матери и дяди и так убиваться из-за этого животного?» — с отвращением спросил кто-то из родственников. Когда несчастная женщина ослабела от горя, родные с гневом заметили: «Эту собаку она любила больше, чем собственную мать».

В истории Эстел есть три важных момента, на которых стоит заострить внимание. Во-первых, ее реакция не была «ненормальной», не была даже слишком необычной. Смерть питомца подтолкнула женщину к экзистенциальному кризису: ей пришлось осознать собственную смертность.

Во-вторых, смерть собаки распахнула ворота подавленному горю. Как вода в запруде, невыплаканные слезы накапливаются и душат, пока не случится кризис, который прорвет эту плотину.

В-третьих, стратегия, которой пользовалась Эстел, чтобы справиться с горем, была такой же отличительной чертой этой женщины, как ее манера ходить и говорить. Ее семья ожидала, что она станет горевать точно так же, как они, и в результате она не получила ни любви, ни утешения, ни поддержки, которые были ей так нужны.