Жизнь по вертикали - [3]

Лариса помнит, как мама рассказывала о дворничихе с их двора, которая, когда умерли ее детки, сошла с ума. Женщина не похоронила их, а долгое время ими питалась.

(Лариса Анатольевна на протяжении многих лет состоит в обществе бло­кадников Ленинграда. Каждый год мэрия Москвы организует встречи в Центрах досуга для оставшихся в живых блокадников, которых с каждый годом становит­ся все меньше и меньше. «...и если в прошлом году накрывали три стола, то в этом всего один».)

Карл-Густав, узнав об отсутствии жилья у сестры, послал приглашение посе­литься ей с маленькой дочкой у него в Таллинне.

«...в Эстонии жил мамин брат. Во мне ведь столько кровей намешано! По маминой линии есть эстонская и норвежская. (Ее отца звали Адольф Густавович Трейер.) А родословная папы — вообще что-то потрясающее! Я совсем недавно ее узнала. Оказывается, Лужин он был по матери, а отца звали Иоганн Робер­тович Шведе. И по национальности он был швед. Но сначала — откуда взялась эта фамилия — Шведе. Мой прапрадед, некий господин Хамербаум, служил комендантом одной из шведских крепостей на территории нынешней Эстонии. И когда Россия начала воевать с Карлом XII, сдал эту самую крепость Петру I. Сам, без боя. Разумеется, Карл хотел его за такое дело повесить, и предок мой, деваться некуда, остался в России. Петр его прятал, при себе держал. А когда появлялся с ним на каких-нибудь ассамблеях, на вопрос «А это кто?» отвечал: «Да дер шведе!» — «какой-то швед». И вот когда у Хамербаума появились жена и дети, они стали носить фамилию Шведе, поскольку настоящая как бы оказа­лась замарана. Потом эти Шведе верой и правдой служили России. Среди них были адмиралы, контр-адмиралы, инженеры, художники... Картина одного из моих предков висит в Третьяковской галерее — я специально ходила смотреть. А прадед Иоганн Робертович строил железные дороги».

Тетя Аня сшила девочке чудесное платье в красный горошек, и мальчишки во дворе долго еще кричали девочке вслед: «Красный горошечек, в тебя все маль­чишки влюблены!» Неудивительно, что на долгие годы Лариса сохранила любовь к материалу в горошек.

Жизнь в Таллинне

Ранним утром поезд прибыл на Московский вокзал в Вышгород. Странно было ехать в кэбе, и даже не смущало то, что каждая клеточка организма под­прыгивала в такт колесам, грохочущим по булыжной мостовой.

Они подъехали к четырехэтажному дому, горделиво возвышавшемуся среди огромных деревьев. Это был удивительный дом, построенный в 1937 году, под стать современным домам, с домофоном и телефоном.

Квартира дяди состояла из трех жилых комнат, и была еще четвертая для прислуги размером шесть метров, около кухни. Большая ванная с биде, на кухне электрическая плита, встроенная в деревянный шкаф. В подвале находилась общая прачечная для жильцов десятиквартирного дома, где стояли столы для глажки белья. А огромный чердак был местом для игр, где особенно удавались прятки среди сушившегося белья.

Ларису с мамой поселили в комнате для прислуги, в ней помещались стол, узкая кровать, на которой спала мама, девочка ютилась на трех стульях, состав­ленных вместе. Это не было жестоко по отношению к сестре, просто в одной из комнат жил еще один родственник по имени Август с женой — тетей Катей.

В квартире был балкон, на котором стояло кресло-качалка, и Лариса, с удовольствием сидя в нем, любовалась городом и катала удивительную плетеную коляску для кукол, которая, по-видимому, ранее принадлежала дочери хозяина дома. Владелец дома, немец по национальности, бежал при наступлении Советской Армии.

В Таллинне находилось много пленных немцев, и Лариса вместе с детьми нередко бежала за колонной военнопленных, когда те возвращались после работы в казармы, задорно крича вместе со всей ребятней:

— Ein, zwei, drei!

Фриц, не отставай!

Котелок держи на пузе,

кашу уплетай.

На ногах у многих девочек красовались босоножки-колотушки, подошва у них была сделана из дерева, она сгибалась только по­средине, гром от них стоял по всей улице!

Детство в большинстве случаев помнится как самое счастливое время жизни, даже несмотря на голод, нужду и сиротство.

«До сих пор ем мандарины с кожурками. В детстве, когда у нас с мамой не было денег, моей главной мечтой было попробовать этот фрукт. Помню, их начинали продавать перед Новым годом, и мне казалось, что повсюду стоял мандариновый запах. Однажды я не удержалась и, пока никто не видел, подо­брала валявшиеся возле урны шкурки. Съела их за секунды. Так сбылась моя мечта».

Избирательна человеческая память — все плохое постепенно стирается.

До седьмого класса обучение проходило раздельно, а потом школы объеди­нили, и девочки стали учиться вместе с мальчиками.

Лариса с удовольствием занималась в драмкружке, которым руководил артист Русского драматического театра Иван Данилович Рассомахин. Вместе с ней играли в кружке Игорь Ясулович, Владимир Коренев, Виталий Коняев, Лиля Малкина. Лариса также посещала Академию художеств, где занималась приклад­ным творчеством — росписью по тканям. А еще они всем классом ухаживали за одинокими могилами на кладбище.

Евгения Адольфовна устроилась на работу на мясокомбинат. И Лариса на всю жизнь запомнила вкус жидкого гематогена и рыбьего жира, которые заставляла пить мама. Избавление от «витаминного счастья» наступило только тогда, когда Евгения Адольфовна устроилась работать на кондитерскую фабрику «Калев».