Жизнь охотника за ископаемыми - [3]

Несмотря на краткость срока (как выше сказано, всего несколько десятков лет), палеонтологами сделано уже немало для восстановления истории различных групп животных и растений. Естественно, что в наиболее благоприятных условиях здесь находятся те группы, скелет которых более говорит о строении животного: на первом месте в этом отношении должны быть поставлены позвоночные, затем — иглокожие, многие членистоногие, — их «твердые части» лучше позволяют судить о строении носившего их животного, чем, скажем, раковина какого-нибудь моллюска. Но как раз перечисленные группы относятся к числу тех, скелеты которых реже других встречаются в ископаемом состоянии. Естественно, что те страны, которые более богаты остатками позвоночных, представляли и наилучшие условия для развития палеонтологии. В первую очередь это относится к Сев. Америке. В недавнее время выявились богатые местонахождения в Азии, в пределах Китая и Монголии. Как обстоит дело с нашим Союзом?

Еще ранее, чем были открыты местонахождения в Китае и Монголии, были сделаны интереснейшие находки у нас в Казахстане и в других местах Средней Азии; но и в пределах Европейской части Союза имеются богатейшие местонахождения. Приложенный в конце книги очерк «Русские охотники за ископаемыми» знакомит с главнейшими из наших местонахождений. Большинство из них открыты в самые последние годы. В результате можно сказать, что наш Союз обладает исключительными по богатству материалами по позвоночным, а по ископаемым насекомым он, возможно, стоит на первом месте. Наличие этих материалов, с одной стороны, с другой — крупная роль палеонтологии в разработке теоретических проблем и важное ее значение для успехов геологических исследований, — все это позволяет утверждать, что палеонтология у нас в Союзе должна быть поставлена, на гораздо бóльшую высоту, чем мы имеем это сейчас. Значение палеонтологии для геологических исследований общеизвестно; можно сказать, все крупнейшие этапы в истории стратиграфии^[3] являлись результатом новых достижений палеонтологии. Не нужно забывать и о теоретическом и философском значении палеонтологии: разработка теоретических проблем палеонтологии в особенности важна у нас, ввиду вооруженности нашей науки единственно правильным философским методом, а также для борьбы с идеалистическими течениями в палеонтологии, развиваемыми ныне в фашистской Германии.

Одним из препятствий для развития у нас палеонтологических исследований является недостаток кадров. Значение палеонтологии явно недооценивается нашими молодыми геологами и биологами. Задачей настоящей книги является лишний раз привлечь внимание советской молодежи к этой науке.

Академик А. А. Борисяк.

11 марта 1936 г.

Глава 1 Годы детства и работа в Дакотском ярусе > [4] меловой системы

Не помню, в каком возрасте я начал собирать ископаемых, но природу я любил всегда.

Первые пятнадцать лет моей жизни прошли в Отсего (в штате Нью-Йорк); в милой старой Гартвикской школе. Мой отец, доктор Леви Штернберг, заведывал ею четырнадцать лет; мой горячо любимый дед, Георг В. Миллер, тридцать лет преподавал там.

Красивая долина Сускеханны, где расположена школа, лежит в восьми километрах ниже Куперстоуна, места, где родился Вальтер Скотт Америки — Джемс Фенимор Купер. Мое детство прошло среди тех уголков природы, которые он сделал знаменитыми; я и мои товарищи играли в той обстановке, в какой жили его герои.

Лучшим моим удовольствием в те детские годы было бродить с двоюродной сестренкой по лесам. Под огромными старыми деревьями-орешниками, кленами, соснами — строили мы шалаши, заплетая ивняком срубленные мною колья. Лесные великаны слушали наши детские планы, мои мальчишеские речи. На вершине холмика за рекой, в середине большого мохового болота, был так называемый Моховой пруд, который нас очень интересовал. Мы с любопытством рылись в толщах мха, добираясь до затонувшего в них бревна, ловили слепых головастиков и с жутким наслаждением ели наш полдник в холодных, густо заросших омелой чащах, которые окружали воду; тяжелые ветви сплетались, словно мощные руки, так затемняя свет, что даже в полдень солнцу едва-едва удавалось проникнуть в их тень.

А цветы, как я любил их! Я приносил матери первый подснежник, высунувший головку из-под талого снега, побеги толокнянки и нежную листву грушицы. Позднее я собирал для нее желтую буквицу и кувшинки. А когда осенние заморозки окрашивали листву пурпуром и золотом, я окружал ее всем чудесным богатством красок осени.

Даже в те юные годы я постоянно выбивал раковины, которые часто попадались в местном известняке. Я любовался ими, но думал, что это текучая вода с чудесным мастерством обточила камни в форме раковин. Самая богатая находка была сделана мною на чердаке, в доме одного из моих дядюшек, в Эймсе (в штате Нью-Йорк): старая колыбель, полная раковин и кристаллов кварца. Их собрал его брат. По словам дяди, он, к счастью, умер в молодости: не успел вызвать гнев и осуждение семьи тем, что убивал время, блуждая по холмам и собирая камни. Все большие камни, которые он натаскал в усадьбу, были выброшены, а мелочь в старой колыбели надолго забыта. Мне разрешили взять столько, сколько я смог уложить в тележку, когда дядя повез меня обратно к отцу. Я никогда не забуду радости, с которой я разбирал этот материал, отбирая образцы, которые мне казались самыми красивыми и необыкновенными. Я на все наклеил ярлычки: «от дяди Джемса». Через несколько лет, когда семья моя двинулась на Запад, я передал мои коллекции на сохранение тетке. Она очень удивилась, найдя бакулиты