Жизнь охотника за ископаемыми - [10]

Глава II Первая экспедиция на Канзасский мел в 1876 году

Зимой 1875/76 года я учился в Канзасском правительственном земледельческом колледже.

Там подобралась партия для исследования ископаемых западного Канзаса, под руководством профессора В. Ф. Меджа, увлеченного своим делом геолога, одного из любимейших в колледже преподавателей. Экспедиция предполагалась под покровительством профессора О. Ч. Марша, из Йэльского колледжа, стараниями которого собрана в этом учреждении быть может богатейшая во всем мире коллекция американских ископаемых позвоночных.

Я сделал все от меня зависящее, чтобы получить место в составе исследовательской партии, но это мне не удалось, потому что когда я начал хлопотать, она была уже составлена. Мне всегда, однако, бывало трудно отказаться от чего-нибудь, что я решил исполнить. Поэтому, хотя и почти без надежды на успех, я попросил помощи у профессора Е. Д. Копа из Филадельфии, который приобрел в то время такую широкую известность, что отголоски его славы донеслись и до меня.

Я вложил всю свою душу в письмо, которое написал ему: ведь это была последняя для меня возможность удачи. Я рассказал ему о моей любви к науке, о моем упорном и страстном желании поехать на мел западного Канзаса и собрать коллекцию его чудесных ископаемых, ценой каких угодно лишений и опасностей. Я прибавил, однако, что я слишком беден, чтобы ехать за свой счет, и просил прислать мне триста долларов, чтобы купить упряжных пони, повозку и лагерное снаряжение, нанять возницу-повара. Я не послал ни одной рекомендации, ни одного отзыва лиц, которые могли бы поручиться за мою честность и работоспособность. Я только упомянул о моей работе в Дакотском ярусе.

И — о, счастье! — профессор ответил мне очень скоро. Когда я вскрыл конверт, из него выпал чек на триста долларов. При чеке оказалась записка: «Ваша манера писать мне нравится. Чек прилагаю. Принимайтесь за работу» или что-то в этом роде.

Письмо привязало меня к Копу на четыре долгих года. Оно помогло мне переносить безмерные трудности и лишения при поисках за ископаемыми в бесплодных пустынях Запада. Эта совместная работа с великим натуралистом была одной из величайших радостей моей жизни.

Как только прекратились морозы, я нанял пару пони и мальчика, который правил бы ими, покинул Мангэттен и отправился в Буйволовый заповедник (Буфало-парк), где один из моих братьев служил агентом. Единственным домом рядом с маленьким зданием станции был тот, где жили местные служащие. Большие груды буйволовых костей вдоль железнодорожного полотна свидетельствовали о бесчисленном количестве животных, убитых белым человеком в погоне за развлечением или деньгами. Шкура буйвола ценилась в то время около доллара с четвертью.

Здесь, в заповеднике, я устроил на много лет свою главную квартиру. Большая ветряная мельница и колодец чистой воды глубиной в 36 м сделали это место притягательным для всех нас, охотников за ископаемыми, после двух недель употребления жесткой солонцеватой воды. У этого колодца партия профессора Меджа и моя собственная частенько мирно встречались после неистового соперничества в поле в качестве собирателей для наших покровителей — палеонтологов — Марша и Копа.

Как живо сохранились у меня воспоминания об этой первой экспедиции! Воспоминания о бесконечных трудностях и прекрасных достижениях… Я исследовал все выходы мела от устья речки Хакберри в восточной части провинции Гёв до форта Уоллес в южном разветвлении Смоуки-гилл, на расстоянии сотни километров, а также и область вдоль северного и южного изгибов Соломоновой реки.

Оставив станцию Буфало, мы оставили за собой и цивилизацию. Мы пролагали свои собственные колесные дороги, двумя из которых впоследствии усиленно пользовались переселенцы, пока строились местные линии. Одна идет прямо на юг, пересекая речку Хакберри выше железнодорожного пути километров на двадцать, в том месте, где был источник пресной воды — редкая и ценная находка в тех местах. Мы много раз стояли там лагерем и проложили настолько хорошую дорогу, что по ней ездили еще долгие годы. Другая наша дорога проходила поперек страны, пересекая речку Хакберри там, где ныне стоит город Гёв и вела на водораздел речки Сливяной (Плум-крик), высокие желтые меловые обрывы которого, видные за тридцать километров, служили нам в степи маяком. Отсюда мы могли видеть горы Монумент-Рокс, а вблизи них остатки старого поста Объединенной компании на пути к Санта-Фе. Дальше наша дорога вела вверх по Смоуки-гилл к устью Бобровой речки (Бивер-крик), на востоке провинции Логан, и шла на запад, вдоль старой дороги до Уоллеса.

Поселения сусликов тянулись вдоль всех ручьев, а широкая степь — до границ штата; мы редко не видели на горизонте стада антилоп или диких лошадей. Близ теперешнего места расположения города Гёв, на южном берегу речки Хакберри есть длинный овраг с поперечными осыпями высотой в три и больше метра. Овраг этот в то время служил естественным загоном для нескольких предприимчивых людей, которые сделали своим ремеслом ловлю диких пони. Они преследовали животных день и ночь, отгоняли их от водопоев и не давали им возможности пастись, пока те не выбивались из сил. Тогда лошади легко позволяли загнать себя в овраг и связать. После они паслись на лугу на привязи и становились совсем ручными. Эти дикие лошадки были быстроногими бегунами и грациознейшими из диких животных Запада; особенно красивы были их развевающиеся хвосты и гривы.